Важнейшие произведения

21.02.2021 - В Раздел критики добавлена статья В.Ф. Ходасевича о Дмитрии Мережковском, добавлена статья Михаила Цетлина о Дмитрии Мережковском. Исправлены неточности в ранее размещенных материалах.

15.07.2019 - В биографии Дмитрия Мережковского исправлена ошибка.

12.02.2018 - Добавлен ряд открытых писем Мережковского, а также фрагменты личной переписки.

28.01.2017 - Добавлено произведение "Рождение богов. Тутанкамон на Крите" и роман "Мессия".

27.01.2016 - Добавлена масса публицистических и критических материалов Дмитрия Мережковского.

05.02.2014 - Добалены новые стихотворения Мережковского.

31.12.2010 - Коллектив редакторов сайта сердечно поздравляет всех с наступающим Новым Годом!

О хорошем вкусе и свободе

Д.С. Мережковский (1934)

Не рассердится на меня, думаю, и Философов, если насчет маленького литературного вопроса и В. Федорова я буду упорен. Другой вопрос, о "климатах" (Праги, Варшавы, Парижа), существеннее; но он никакой, мне кажется, связи с первым не имеет; о нем лучше поговорить отдельно.

При чем тут символизм? Рассуждения В. Федорова очень конкретны. И не он один ими в "Мече" занимается. Вопрос? Нет, просто надоевшие жалобы молодых писателей на эмигрантскую печать: "захватившие власть" редакторы не дают им ходу. Молодые все равно будут жаловаться. Жаловались и в России, где журналов были сотни, а не два-три, как сейчас в эмиграции. И, сравнительно, дело обстоит не так уж плохо. Могло бы быть и хуже. Редакторы. довольно либеральны и к молодым благожелательны. Конечно, "далеко не все благополучно в Датском государстве" - в эмигрантской литературе. Но где, спрашивается, сейчас благополучно? Вот бы попросить Бема: "укажи мне такую обитель"... А когда видишь напряженное внимание к "вопросу", поставленному В. Федоровым, заботу старых и молодых, что ему, Федорову, негде печататься (а ведь парижане печатаются и в "Современных записках", и в "столичных" газетах), то, ей-богу, не символическим пражанам с их защитниками, а всей "литературе" хочется сказать: да провались она к черту! Довольно! Поговорим о другом. О "хорошем и дурном вкусе", например. Но тут мне приходит в голову еще одно маленькое наблюдение. Страстно обсуждая "неблагополучие" нашей печати, "Меч" неизменно упоминает, всякий раз, Адамовича; не то как пример, не то как пособника этого неблагополучия. Жалобы или негодование, - без Адамовича никто не обходится. Через две-три фразы - "безответственный" Адамович.

Это умный и тонкий литературный критик, сейчас даже единственный, пишет прекрасным языком. О нем и его писаниях много можно было бы сказать, но никто ничего не говорит: "безответственный" Адамович, и кончено. Быть может, это просто вывод из того обстоятельства, что критик пишет в газете Милюкова? Но с такой простотой можно и не согласиться. Адамович, конечно, не вполне свободен... в выборе тем. Есть в "Последних новостях" темы недозволенные. Но какая же это улика против критика?

Я его не защищаю. Я только даю совет: поискать вины Адамовича в "дозволенных" его писаниях и, если она там найдется, тогда уж и выводить его на свежую воду: "смотрите, дети, вот пример для вас"... Никто слова не скажет, а "детям" будет польза.

Не собираюсь я защищать и "мериносов" (по выражению Философова), т. е. "парижан" от воздвигнутых на них обвинений. Сами себя защитят, - сумеют, а Философов ошибается (разница "климатов"), - я им не "пастырь". О защите же Философовым "дурного вкуса", стоит поговорить. В сущности, Философов совпал с Федотовым из "Нового града" (см. рецензию о "Мече"). "Парижан" он считает просто-напросто "равнодушными к политике". (Остальное между строк.) Будем откровенны: такими же равнодушными "упадочниками", ни о чем, кроме "хорошего вкуса", не думающими, не считает ли их и Философов? Даром, что ли, противопоставляет он этим "Октавам" Мюссе - "Жюльенов" Стендаля, своих "активистов"? Демократический "Новый град" "активизма" и в них не видит. Это бы понятно; но ничего такого, во-первых, не вижу и я; а во-вторых, я не вижу, для чего Философову понадобился этот зыбкий литературный пример Октава и Жюльена? И как ему пришло в голову, что действенность (чтобы не сказать "активизм") и воля могут (или должны) соединяться с дурным вкусом"? Литературные примеры, - их куда хочешь туда и повернешь; и не беда, что современные эмигрантские Жюльены еще Жюльенами себя не проявили: можно уверять, что проявят... Есть, однако, Всемирная История: там стоит поискать.

Увидишь, пожалуй, что не только не мешает "хороший вкус" воле к жизни и действию, увидишь и больше: что без хорошего вкуса всякий "активизм" останется "литературой".

Греки во время Персидских войн достаточно свой "хороший вкус" оправдали.

Уж конечно, не я буду ставить эстетику на первое место; не ставят ее и наши "парижане" и, наверно, добьются когда-нибудь того, что им поверят. Но от "хорошего вкуса" они, конечно, не откажутся, и хорошо сделают. Без вечной триады, на которой так настаивал Вл. Соловьев, - "Истина, Добро, Красота" - никак не обойтись.

"Парижане" действительно "равнодушны" к проповеди старых по-революционеров и нео-демократов из "Нового града", где Бердяев стучит молотком по голове: "свобода, свобода!" Это, однако, еще не признак, что они все "Октавы" и утонченно сойдут на нет. Во всяком случае, мне кажется, не следует поощрять захолустности, провинциализма ради чего бы то ни было. К "дурному вкусу" должно относиться с той же суровостью, с какой мы относимся ко всякому другому несчастному свойству русского эмигранта. Прощать многим многое можно, и долго прощать; поощрение - дело другое: его никакая тактика не оправдывает. Я не "пасу" никого, но когда меня спрашивают, я одинаково указываю на обе опасности: и на то, что называется "дурным вкусом", и на обожествление "хорошего".

Это - правда, которая от "климата" не зависит; беда, если мы о ней забудем и заговорим, поддавшись "климатическим" влияниям.

Философов, кажется, их не избег. Он заверяет, что символические и не символические провинциалы полны "дурного вкуса", но "несомненно ищут свое подлинное бытие в пафосе Жюльена" и твердо знают, что якобинца, который хочет их арестовать, лучше застрелить". А "парижане" "в величии хорошего вкуса" не об этом думают: они читают Джойса.

Мы опасаемся что-нибудь утверждать насчет "подлинного бытия" этих активистов, предполагаемого "якобинца" и "выстрела"; мы не знаем о них пока ничего. Почему "пражане" с Философовым менее осторожны? Почему так уверенно судят о нашем "подлинном бытии", - на основании Джойса? Они тоже ничего не знают ни о здешнем "климате", ни о нас: ничего, только о нашем "хорошем вкусе".

Кстати насчет Джойса. Если дело в настоящем Джойсе-писателе, то, по-моему, особой нужды в нем нет, хотя и "бояться" его тоже нет резона. Если же, как я подозреваю, для Философова и "провинциалов" Джойс некий символ и разумеют они современную иностранную литературу (всяких "Прустов, Мориаков, Честертонов"... а ведь с этого речь и началась!), тут уж разговор другой. Я глубоко убежден, что новое знакомство, - с таким проникновенным писателем, как Честертон, например, - не отнимет активизма у русского эмигранта. А склонному к литературе и поэзии поможет с большим вкусом разбираться в Лермонтове, Пушкине... Гумилеве, вообще в литературе отечественной.