Важнейшие произведения
21.02.2021 - В Раздел критики добавлена статья В.Ф. Ходасевича о Дмитрии Мережковском, добавлена статья Михаила Цетлина о Дмитрии Мережковском. Исправлены неточности в ранее размещенных материалах. 15.07.2019 - В биографии Дмитрия Мережковского исправлена ошибка. 12.02.2018 - Добавлен ряд открытых писем Мережковского, а также фрагменты личной переписки. 28.01.2017 - Добавлено произведение "Рождение богов. Тутанкамон на Крите" и роман "Мессия". 27.01.2016 - Добавлена масса публицистических и критических материалов Дмитрия Мережковского. 05.02.2014 - Добалены новые стихотворения Мережковского. 31.12.2010 - Коллектив редакторов сайта сердечно поздравляет всех с наступающим Новым Годом! |
14 декабря. Николай первый - Мережковский Д.С.Царство Зверя ЧАСТЬ ВТОРАЯ ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ "Крови боимся, без крови хотим. Но будет кровь, только напрасная", - вспоминались Голицыну слова Каховского. "Напрасная! Напрасная! Напрасная!" - стучало в больной голове его, как бред, однозвучно-томительно. Лежа на софе, глядел он сквозь прищуренные, лихорадочно горящие веки на светлый круг от лампы под зеленым абажуром в полутемной комнате, на библиотечные полки с книгами, выцветшие нежные пастели бабушек и дедушек - все такое уютное, мирное, тихое, что сегодняшний день на площади казался страшным сном. Поздно ночью, когда все уже кончилось, унтер-офицер Московского полка, спасаясь от погони конных разъездов и пробираясь по глухим, занесенным снежными сугробами задворкам, у Крюкова канала наткнулся в темноте на Голицына, уснувшего между поленницами дров, окоченевшего и полузамерзшего; подумал, что мертвый, хотел пройти мимо, но услышал слабый стон, наклонился, заглянул в лицо, при тусклом свете фонаря узнал одного из бывших на площади начальников и доложил о нем Вильгельму Карловичу Кюхельбекеру, который находился поблизости, с кучкой бежавших солдат. Голицына привели в чувство, усадили на извозчика, и Кюхельбекер отвез его к Одоевскому, с которым жил вместе у Большого театра. Хозяина не было дома - еще не вернулся с площади. Узнав, что все товарищи целы, Голицын сразу ожил и, вспомнив обещание, данное Мариньке - увидеться с ней в последний раз, может быть, перед вечной разлукой, - хотел тотчас ехать домой. Но Кюхельбекер не пустил его, уложил, укутал, обвязал голову полотенцем с уксусом, напоил чаем, пуншем и еще каким-то декоктом собственного изобретения. Голицыну спать не хотелось; он только прилег отдохнуть, но закрыл глаза и мгновенно глубоко заснул, как будто провалился в яму. Когда проснулся, Кюхельбекера уже не было в комнате. Позвал - никто не откликнулся. Взглянул на часы - и глазам не поверил: семь утра. Пять часов проспал, а казалось, пять минут. Встал, обошел комнаты - никого. Только в людской храпел денщик. Голицын разбудил его и узнал, что барин не возвращался, а Кюхельбекер со старым камердинером князя уехал искать его по городу. Голицын был очень слаб; голова кружилась, и висок болел мучительно, должно быть, от удара сапогом во время свалки на площади. Но он все-таки оделся - только теперь заметил, что шляпа на нем чужая, а очки каким-то чудом уцелели, - вышел на улицу, сел на извозчика и велел ехать на Сенатскую площадь. Решил - сначала туда, а домой - уже потом. Еще не рассвело, только небо начинало сереть, и снег на крышах белел. Чем ближе к Сенатской площади, тем больше напоминали улицы военный лагерь: всюду войска, патрули, кордонные цепи, коновязи, кучи соломы и сена, пики и ружья в козлах, караульные окрики, треск горящих костров; блестящие жерла пушек то показывались, то скрывались в дыму и мерцании пламени. На Английской набережной Голицын слез с саней - проезда дальше не было - и пошел пешком, пробираясь сквозь толпу. Но, сделав несколько шагов, должен был остановиться: на площадь не пропускали; ее окружали войска шпалерами, и между ними стояли орудия, обращенные жерлами во все главные улицы. По набережной ехал воз, крытый рогожами. Завидев его, толпа расступилась, стала снимать шапки и креститься. - Что это? - спросил Голицын. - Покойники, - ответил ему кто-то боязливым шепотом. - Царство им небесное! Тоже ведь люди крещеные, а пихают под лед, как собак. Зашептались и другие, рядом с Голицыным, и, прислушиваясь к этим шепотам, он узнал, что полиция всю ночь подбирала тела и свозила их на реку; там было сделано множество прорубей, и туда, под лед, спускали их всех, без разбора, не только мертвых, но и живых, раненых: разбирать было некогда - к утру велено очистить площадь. Второпях, кое-как пропихивали тела в узкие проруби, так что иные застревали и примерзали ко льду. Воронье, чуя добычу, носилось над Невою черными стаями, в белесоватых сумерках утра, со зловещим карканьем. И карканье это сливалось с каким-то другим, еще более зловещим звуком, подобным железному скрежету. - А это что? Слышите? - опять спросил Голицын. - А это - мытье да катанье, - ответили ему все тем же боязливым шепотом. - Какое мытье да катанье? - Ступай, сам погляди. Голицын еще немного протискался, приподнялся на цыпочки и заглянул туда, откуда доносился непонятный звук. Там, на площади, люди железными скребками скребли мостовую, соскабливали красный, смешанный с кровью снег, посыпали чистым, белым - и катками укатывали; а на ступенях Сенатского крыльца отмывали замерзшие лужи крови кипятком из дымящихся шаек и терли мочалками, швабрами. Вставляли стекла в разбитые оконницы; штукатурили, закрашивали, замазывали желтые стены и белые колонны Сената, забрызганные кровью, испещренные пулями. И вверху, на крыше чинили весы в руках богини Правосудия. А пасмурное утро, туманное, тихое, так же как вчера, задумалось, на что повернуть - на мороз или оттепель; так же Адмиралтейская игла воткнулась в низкое небо, как в белую вату; так же мостки через Неву уходили в белую стену, и казалось, там, за Невою, нет ничего - только белая мгла, пустота, конец земли и неба, край света. И так же Медный всадник на медном коне скакал в эту белую тьму кромешную. И все скребли, скребли скребки, скрежеща железным скрежетом. "Не отскребут, - подумал Голицын. - Кровь из земли выступит и возопиет к Богу, и победит Зверя!"
|