Важнейшие произведения
21.02.2021 - В Раздел критики добавлена статья В.Ф. Ходасевича о Дмитрии Мережковском, добавлена статья Михаила Цетлина о Дмитрии Мережковском. Исправлены неточности в ранее размещенных материалах. 15.07.2019 - В биографии Дмитрия Мережковского исправлена ошибка. 12.02.2018 - Добавлен ряд открытых писем Мережковского, а также фрагменты личной переписки. 28.01.2017 - Добавлено произведение "Рождение богов. Тутанкамон на Крите" и роман "Мессия". 27.01.2016 - Добавлена масса публицистических и критических материалов Дмитрия Мережковского. 05.02.2014 - Добалены новые стихотворения Мережковского. 31.12.2010 - Коллектив редакторов сайта сердечно поздравляет всех с наступающим Новым Годом! На правах рекламы: • смотреть тут |
И мир Его не узналСлужение Господне - Мережковский Д.С. 1932 I В мире был, и мир через Него начал быть, и мир Его не узнал.
II Как это ни странно сказать, догмат об Искуплении, каков он сейчас для большинства христиан, - не совсем неподвижный, но еле движущийся, не мертвый, но и не живой, - отделяет их от жизни Христа Искупителя; с ней соединял их некогда и, может быть, когда-нибудь вновь соединит лишь догмат живой, движущийся и раскрывающийся в религиозном опыте. Опыт первичнее догмата, - только поняв это, можно понять жизнь человека Иисуса.
III Петр, Верховный Апостол, "соблазняет" Христа. Кто это говорит, сумасшедший? Нет, сам Господь: Отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн (Мт. 16, 23). Мертвому догмату с этим делать нечего, а догмат живой только с таких "соблазнов" и начинается. Нет той человеческой немощи - сомнения, искушения, отвержения, проклятья, нет того соблазна человеческого, где бы рядом с нами не был человек Иисус; где бы мы не узнавали в Нем себя. Слишком человеческого нельзя сказать о Нем ничего, ибо Он, - подобно нам искушен во всем, кроме греха (Евр. 4, 15). В каждой капле воды - та же вода, что в океане; в каждой искре огня - тот же огонь, что в солнце; в каждом человеке - тот же Сын человеческий, что во Христе.
Я есмь Ты, - сказано с чудным опытным знанием в одной гностической молитве-заклятии для благополучного прохождения души по мытарствам ада1.
IV Чем больше мы вдумываемся, вживаемся в жизнь человека Иисуса, тем больше узнаем, что в ней должна была наступить такая минута, когда Он вдруг понял, - медленно, должно быть, понимал, но понял вдруг, что "в мире Он был и мир через Него начал быть, и мир Его не узнал"; "пришел к своим, и свои Его не приняли"; и что эта минута пронзила душу Его, как некогда пронзит тело Его острие крестных гвоздей.
Сын человеческий, пришед, найдет ли веру на земле? (Лк. 18, 8). Если это значит: "Все, что Я сделал, для чего жил и умер, - не даром ли?", то, может быть, тихое слово это не менее страшно, чем тот последний вопль на кресте.
V С каждым днем служения Своего все меньше мог Он надеяться, что мир узнает Его; но должен был сохранять искру надежды, до конца, до креста. Этой нечеловеческой муки Его мы никогда не узнаем.
VI Где и когда произошло, мы знаем с почти несомненной исторической точностью. Взяв учеников с Собою, удалился один ὐπερχώρησεν κατ᾽ ἰδἰαν, в пустынное место близ города, называемого Вифсаидою (Лк. 9, 10). В северо-восточном конце Геннисаретского озера, на левом берегу Иордана, при его впадении в озеро, в области Ирода Филиппа Четверовластника, находился старый Иудейский городок Beth-Saїda, что значит "Рыбачий Поселок", родина трех учеников Господних, Петра, Андрея и Филиппа (Ио. 1, 44), а рядом со старым городком - новый, только что отстроенный во вкусе римского зодчества, Вифсаида Юлия, названный так в честь Августовой дочери, Юлии2. Горные, над Вифсаидой, луга, - вот, вероятно, то "пустынное место", куда удалился Иисус.
Я - хлеб живой, сшедший с небес... Хлеб же, который я дам, есть плоть Моя, - тайну эту подслушал у сердца Господня Иоанн (6, 51).
VII В этот день, как часто бывает в такие решающие дни, все, от начала жизни к ее концу идущие нити сплелись в один, неразрешимый для жизни, лишь смертью разрешимый узел.
это Иоанн, которого я обезглавил, воскрес из мертвых (Мк. 6, 16).
А может быть, и остерегают Его, как потом - фарисеи: выйди и удались отсюда, ибо Ирод хочет убить Тебя (Лк. 13, 31). В судьбе Иоанна свою мог узнать Иисус: Илия - (Иоанн, предтеча Мессии) - уже пришел, и не узнали его, и поступили с ним, как хотели; так и Сын человеческий пострадает от них (Мт. 17, 12). И так же не будет узнан.
и рассказали Ему все, что сделали и чему научили (Мк. 6, 30). С радостью, должно быть, такой же вернулись к Нему Двенадцать тогда, как потом - Семьдесят: Господи! и бесы повинуются нам о имени Твоем (Лк. 10, 17). Радовались так потому, что царство бесов, отходящее, - признак наступающего царства Божия: Может ли кто войти в дом сильного и расхитить его, если прежде не свяжет сильного? (Мт. 12, 29).
В жизни всего человечества, а может быть, и в жизни человека Иисуса не было радости большей, чем эта. Друг жениха, стоящий и внимающий ему, радостью радуется, слыша голос жениха. Сия-то радость Моя исполнилась. Ему должно расти, а мне умаляться (Ио. 3, 29-30), - вспомнил, может быть, Иисус это слово Предтечи.
VIII Радовались и толпы галилейских паломников, шедших на праздник Пасхи в Иерусалим, по большой Морской дороге, via Maris, через Капернаум, где находился тогда Иисус, - вероятно, в доме Симона Петра, - и куда собрались к Нему ученики в заранее назначенный день; радовались потому, что надеялись, что царство Божие откроется сейчас, παραχρῆμα ἀναφάινεσθαι (Лк. 19,11). "Не Он ли Христос (Мессия), сын Давидов?" - спрашивал народ об Иисусе (Мт. 12, 23). Громко говорить еще не смел, но, может быть, шепот уже носился в толпе: "Malka Meschiah, malka Meschiah! Царь Мессия, Царь Мессия!" Как же Царству не быть, если Царь уже есть? Ждали, что не сегодня завтра солнце, восходящее над Галилейским озером, будет солнцем незакатным царства Божия.
Пойдите вы одни в пустынное место и отдохните немного. Ибо много было приходящих и отходящих, так что и есть им было некогда (Мк. 6, 31). Может быть, и Сам Иисус, в скорби Своей об Иоанне Крестителе и в радости о царстве Божием, хотел уйти от людей к Отцу.
IX И отплыли в пустынное место в лодке одни.
Десять километров, включая обход через мост на Иордане, часа два пешего пути, отделяют Капернаум от Вифсаиды Юлии6. К вышедшей из Капернаума толпе присоединялись, должно быть, по дороге все новые толпы, возрастая, как снежный катящийся ком. ...И предупредили их, и собрались к Нему (Мк. 6, 33).
Тайная досада, может быть, слышится в этом ответе учеников: "Где же взять хлеба для такого множества?" Иуда, имевший при себе денежный ящик и носивший, что туда опускали (Ио. 12, 6), знал, конечно, лучше всех, что в скудной казне их не могло быть двухсот динариев. В этот миг, с Иудой, "другом" Своим, как называет его Сам Иисус (Мт. 26, 50) не обменялся ли Он глубоким взглядом?
не заботьтесь что вам есть и что пить... взгляните на птиц небесных: они ни сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, а Отец ваш небесный питает их. Вы не гораздо ли лучше птиц?" (Мт. 6, 25-26). "Что сказал, то и сделай!" Он же спросил их: сколько у вас хлебов? Они, узнав, сказали: пять хлебов и две рыбы.
X Чудо с хлебами совершается у первых двух синоптиков дважды, хотя и в разные времена, в разных местах, но совершенно одинаково, так что мы имеем о нем шесть евангельских свидетельств, - столько, как ни о каком другом событии в земной жизни Господа, кроме распятия и Воскресения. Но вот что удивительно: все, что предшествует чуду, и все, что следует за ним, мы видим, но само оно остается невидимым; только что дело доходит до него, как непроницаемая завеса падает. Все слова относятся к тому, что было до чуда и будет после него, а о нем самом - ни слова6. Между двумя мигами - тем, когда Иисус раздает ученикам пять хлебов и две рыбы, и тем, когда пять тысяч человек насытились, - как бы зияющий провал, пустота. Сколько бы мы ни хотели верить в чудо, надо видеть его, чтобы верить, а здесь мы ничего не видим. "Чудо с хлебами непредставимо для нас", - вынуждены сознаться и апологеты церковные7.
вели камню сему сделаться хлебом (Лк. 4, 3), - принято здесь, на горе Хлебов.
XI Неудивление народа и учеников перед чудом также удивительно. Как удивлены, поражены бывают свидетели всех чудес Господних, Марк-Петр никогда не забывает об этом сказать; только здесь почему-то забыл10. Что это значит? Судя по тому, как неизгладимо запечатлелась память об этом событии в евангельских свидетельствах, чувство, испытанное от него учениками, было очень глубоко, но это не удивление, а что-то иное, может быть большее, для чего у них нет еще слов, и у нас все еще нет.
Начали с Ним спорить и требовали от Него знамений, искушая Его(Мк. 6, 11).
Сами же ели вчера, а сегодня об этом забыли11.
XII Так же забывают ученики в Десятиградии о том, что было в Вифсаиде, повторяя, как бы в беспамятстве, перед этим вторым чудом, слова, сказанные перед первым: откуда нам взять в пустыне столько хлебов, чтобы накормить такое множество? (Мт. 15, 33; Мк. 8, 4). И еще удивительнее: после другого чуда, или видения - прозрения в иную действительность, - Иисуса, идущего по водам, - ученики чрезвычайно изумились, так что были вне себя. Ибо того, что было с хлебами, не поняли, потому что сердце их было окаменено (Мк. 6, 51-52). Если бы чудо с хлебами было "прибавлением внешнего вещества, не хлебного, к внутреннему, хлебному", как учит Фома Аквинский, то как могли бы не понять; как могло бы сердце их "окаменеть"? Сердца не нужно, нужны только глаза, чтобы такое чудо увидеть.
Еще ли не понимаете и не разумеете? еще ли окаменено у вас сердце?
Так же не понимаем, не помним и мы; имея очи, не видим; имея уши, не слышим; так же окаменено и наше сердце, вот уже двадцать веков12.
И приводят к Нему слепого, и просят, чтобы прикоснулся к нему.
Кто этот слепой? Не все ли христианское человечество? Раз уже возложил руки Господь на глаза его, но оно увидело лишь смутно. О, если б возложил опять!
XIII Что же было с хлебами?
Один из учеников Его, Андрей, брат Симона Петра, говорит Ему (Иисусу): Здесь есть у одного мальчика, παιδάριον, - (продавца съестных припасов, "маркитанта", по-нашему)13, - пять ячменных хлебов и две рыбки (Ио. 6, 8-9). Те же, очевидно, пять хлебов и две рыбы - то у народа, то у Двенадцати. Что это значит? Надо ли принять одно из двух свидетельств и отвергнуть другое? Нет, надо соединить оба. Два предания-воспоминания: по одному - хлебы у Двенадцати, по другому - у народа; оба могут быть исторически подлинны.
три дня уже народ находится при Мне, и нечего им есть. Если не евшими отпущу их в домы их, то ослабеют в дороге, ибо некоторые пришли издалека (Мк. 8, 2-3). Чтобы все эти тысячи людей, с больными, с детьми и женами, вышли в пустыню, на один или на три дня пути, из городов и селений богатейшей земли, житницы всей Галилеи, не взяв с собой куска хлеба, в обоих случаях почти так же невероятно, как то, чтобы они вышли голыми. Если же у одного мальчика-продавца оказались не съеденными или не раскупленными пять хлебов и две рыбы, то еще невероятнее, чтобы у всех остальных пяти тысяч не оказалось ни одного куска; что-то, во всяком случае, могло оказаться, а этим решается все, и вовсе не надо опять-таки страдать болезнью rationalismus vulgaris, чтобы это понять и услышать слово Господне, к нам обращенное: "Как же не понимаете? ...имея очи, не видите; имея уши, не слышите?"
XIV Равенству учит Павел Коринфскую церковь на примере церквей Македонских: Нищета их глубокая преизбыточествует в богатстве их щедрости. Ибо щедры они по силам и даже сверх сил.
Павел вспоминает здесь первое чудо равенства в хлебе, манне Синайской. Мог ли бы он вспомнить и второе чудо, большее, в пустыне Вифсаидской, - или не мог, уже забыл, как мы забыли? Но, если ум забыл, то сердце помнит: было же одно сердце и одна душа у множества уверовавших. И никто ничего из имени своего не называл своим, но все у них было общее.
Если будет когда-нибудь царство Божие на земле, то потому, что это было в первый раз от начала мира, в тот великий день Господень, при Умножении хлебов. Царство Божие - как зерно горчишное, которое, когда сеется в землю, есть меньше всех семян на земле.
Первая точка этой исполинской параболы-притчи - там, на горных лугах Вифсаиды: семя, посеянное там, меньше всех семян на земле; когда же взойдет, будет больше всех злаков, - царством Божиим на земле, как на небе.
XV Там, на горе Хлебов, сделал человек Иисус то, чего никто из людей никогда, от начала мира, не делал и до конца не сделает, - разделил хлеб между людьми, сытых уравнял с голодными, бедных с богатыми, не в рабстве, ненависти, вечной смерти, как это делают все мятежи - "революции", а в свободе, в любви, в жизни вечной. Люди сами, без Него, не разделили бы хлеба, продолжали бы войну из-за него бесконечную, горло перегрызли бы друг другу, как это делали от начала мира и будут делать до конца. Но пришел к людям Он, и они узнали Его, - потом опять забудут, но тогда, на минуту, узнали. Только глядя на Него, Сына человеческого, вспомнили, что все они - братья, дети одного Отца; поняли, как еще никогда не понимали, что значит: душу твою отдашь голодному и напитаешь душу страдальца; тогда свет твой взойдет во тьме, и мрак твой будет, как полдень (Ис. 58, 10). Поняли, что "мое" и "твое" - смерть, а "мое - твое" - жизнь.
Все готово; приходите на брачный пир, сердце одно, одна душа у всех, - Его.
молится, может быть, Иисус уже и на этой, первой Тайной Вечере, как на той, последней.
Да приидет царствие Твое;
эти три мольбы исполнились. Так было однажды - так будет всегда.
XVI Чудо с хлебами повторяется: это еще помнят ученики, но уже не знают, почему повторяется. Первое чудо в Вифсаиде, в Израиле; второе - в Десятиградии, в земле язычников - во всем человечестве15: это еще помнят Марк и Матфей, но Лука уже забыл, не понял, не поверил; исключил второе чудо, как лишнее. Кажется, это непонимание - лучшая порука в том, что свидетельство о повторении чуда - очень древнее, идущее из первоисточника, исторически-подлинное, по общему закону евангельской критики: чем невероятнее, тем достовернее. Так же не верят, не понимают и левые критики наших дней, - да и кто понял за две тысячи лет? - так же думают, что это два свидетельства об одном чуде, как будто Марк и Матфей глупее нашего, когда говорят об одном событии, как о двух: Когда Я пять хлебов преломил для пяти тысяч, сколько коробов набрали вы остатков? Говорят Ему: двенадцать.
Нет, не понимаем, что на горе Хлебов открылся новой твари новый закон. Се, творю новое небо и новую землю, и прежние не будут уже вспоминаемы (Ис. 65, 17). Все, что было в первом умножении хлебов, повторяется и во втором, потому что это два явления одного закона: так было однажды - так будет всегда. Не нарушить пришел Я закон, а исполнить. По Лотцевой формуле: a + b + c, в причине, - "пять хлебов и две рыбы"; пять тысяч человек не могут насытиться; a + b + c + х, в следствии, - сердца и мешки открылись: "ели все и насытились".
Где же нам взять хлебов, чтобы накормить такое множество? повторяют они, как в беспамятстве, глупея неестественно, потому что не могут поверить новому порядку естества, привыкнуть к нему и войти в него: ведь и мы, за двадцать веков, так же не привыкли, так же глупы, - нет, еще глупее, и, кажется, будем глупеть до Конца, в бесконечной из-за хлеба войне всех против всех.
XVII Если то, что было с хлебом, - только внешнее чудо - "прибавление вещества", как думают одинаково те, кто верит в него, и те, кто не верит, то это было однажды и уже не будет больше никогда: людям сейчас с этим нечего делать. Если же это - внутренне-внешнее чудо любви и свободы - прозрение, прорыв в иную действительность, где утоляется одна из величайших человеческих мук - неравенство, разрешается то, что мы называем "социальной проблемой"; где только и может быть найдено то, чего мы ищем так жадно сейчас и никогда не найдем, без Христа; если таков смысл Умножения хлебов, то это чудо, завтрашнее - сегодняшнее, - самое нужное, близкое, родное из всех чудес Господних, именно в наши дни, когда совершается перед нами воочию обратное чудо дьявола - умаление хлебов.
XVIII В Интернационале, этом "Отче наш" безбожников, есть одно глубокое слово: Сделаем гладкую доску из прошлого.
Можно бы сказать, что и там, в Вифсаидской пустыне, сделана, хотя и в ином, конечно, обратном смысле, "гладкая доска из прошлого".
Царство Мое не отсюда (Ио. 18, 36), - скажет Пилату - Риму - миру сему. Все, сколько их ни приходило до Меня, суть воры и разбойники (Ио. 10, 8), - скажет всем строителям Града человеческого. Кто поставил Меня судить и делить вас? (Лк. 12, 14), - скажет в этом Граде чужом, а в Своем, - так рассудит - разделит, как никто никогда не судил и не делил.
XIX Всем велит возлечь на траву, "застольными ложами-ложами, грядками-грядками". В этой музыке повторяемых слов: symposia-symposia, prasiai-prasiai, - как бы хрустально-прозрачная музыка сфер, так же как в точности чисел: "по сту, по пятидесяти", - божественная математика равенства.
XX Пир начался. Хлебы и рыбу едят, запивают водой из невидимо журчащих под высокими травами горных ключей.
Блажен, кто вкусит хлеба в царствии Божием (Лк. 14, 15). Все вкусили - познали блаженство. Так же на этом пиру Вифсаидском, как на том, в Кане Галилейской, опьянели все, обезумели - сделались мудрыми. Сердце одно, одна душа у всех, - Его. Глядя на Него, Единственного, Возлюбленного, вышли из себя и вошли в Него. Трепет объял их и ужас-восторг, ἒκστασις (Мк. 16, 8). Слухом еще не слыхивали, но сердцем поняли уже, услышали: Я есмь хлеб жизни.
Поняли - потом забудут, но поняли тогда, что никакою пищей голод не насытится, кроме этой, - Плоти Его; жажда никаким питием не утолится, кроме этого, Крови Его. Блаженны алчущие и жаждущие... ибо насытятся (Мт. 5, 6), - это на горе Блаженств сказано, а на горе Хлебов сделано.
XXI Две горы - Капернаумская - Блаженств, и Вифсаидская, - Хлебов. Та обращена к востоку, эта - к западу. Царства Божия солнце взошло на той, а на этой заходит. День уже начал склоняться к вечеру (Лк. 9, 12). Солнце заходит за Галилейские горы над Тивериадой, и озеро, в глубокой котловине, уже тенистое, спит, как дитя в колыбели. Горы и небо отражены, опрокинуты на озере с такою четкостью, что если долго смотреть на них, то кажется, что и те, отраженные - настоящие. И снежного Ермона, как Ветхого деньми, в несказанном величии, седая глава тоже опрокинута в озере - в нижнем небе, земном, как будто Сам Отец с неба на землю сошел. И светло и торжественно все на земле и на небе, как в приготовленном к брачному пиру чертоге жениха. Все готово; приходите на брачный пир. Небо и земля, и преисподняя ждут, что люди решат: быть ли пиру, царству Божию на земле, как на небе, или не быть?
XXII
АПОКРИФ Слишком рано солнце зашло, не за гору, а за тучу. Тени побежали по земле и по небу, как будто распростер кто-то исполинское черное крыло надо всем. Холодом пахнуло. Тонко заныл, зажужжал, как ночной комар в ухо, начинающийся ветер, северо-западный. Рябь пошла по гладкой поверхности озера. Сухо зашелестели травы, живые, как мертвые.
это истинно тот Пророк, которому должно прийти в мир, - царь Израиля. И решили схватить Его ἀρπάειν, и сделать царем (Ио. 10, 6, 14). Будет царь - будет и царство: в Иерусалим поведет их, подымет восстание, освободит их от Римского ига, воцарится в Сионе, примет все царства мира и славу их, да поклонятся Ему все племена и народы, да скажут вместе с Израилем: Господи! царствуй над нами Один19. Вдруг неподвижные задвигались, немые заговорили, громче, все громче.
И все голоса слились в один оглушающий крик: - Осанна в вышних! Господи, царствуй над нами один!
XXIII Надвое преломилась жизнь Иисуса между двумя мигами, - тем, когда Он узнал, что хотят Его схватить, чтобы сделать царем, и тем, когда бежал от царства. Что произошло между этими двумя мигами, мы не знаем, и, если прав Юстин, что "Евангелия - Воспоминания Апостолов", то этого не знают и они, не помнят или не хотят вспоминать, потому ли, что это слишком страшно для них, или потому, что согласно, кажется, с очень древним церковным преданием, уцелевшим у Оригена "нечто, открытое Господом ученикам наедине, не записано в Евангелии, ибо знали они, что ни записывать, ни даже говорить всего всем не должно"20.
отойди от Меня, сатана, потому что ты Мне соблазн (Мт. 16, 28). Если бы пять тысяч человек, только что увидевших чудо-чудес - Его Самого, - вкусивших хлеба почти в царстве Божием, на один волосок от него и забывших об этом так, что захотели сделать Его, Царя царствующих и Господа господствующих, новым Иудой Галилеянином или новым Иродом Великим, полумессией, полуразбойником, - если бы эти пять тысяч человек вышли из пустыни к людям с жалкой и страшной добычей своей - схваченным, связанным, насильно венчанным царем Иудейским, - какой соблазн произошел бы в Израиле, в мире! Был уже один великий соблазн там, на горе Искушения, и вот другой, еще больший, здесь, на горе Хлебов, где сам Дух Искуситель воплотился в одном из Двенадцати, избранном, возлюбленном, вместе с Петром и Иоанном, потому что, если бы не любил Иуду Господь, то не избрал бы его. Не двенадцать ли вас избрал Я? Но один из вас диавол (Ио. 6, 70), - скажет или, что гораздо вероятнее, только подумает Иисус, на следующий день, в Капернауме, вспоминая то, что было накануне, на горе Хлебов. Судя по этому слову, Иуда был главным подстрекателем тех, кто замышлял сделать Иисуса царем. Может быть, уже на этой первой Тайной Вечере, умножении хлебов, так же, как на той, последней, - с поданным куском хлеба, "вошел в Иуду сатана" (Ио. 13, 27).
XXIV Как спас Иисус от соблазна учеников Своих, - всех вместе с Иудой, - этого мы тоже не знаем; скрыто и это от нас в том же темном, между двумя освещенными точками, провале - молчании евангельских свидетельств, может быть, потому, что знали ученики, что об этом "говорить не должно".
И тотчас понудил учеников Своих войти в лодку и отправиться вперед, на другую сторону (озера), пока Он отпустит народ (Мк. 6, 45). В этом слове "понудил", ἠνάγκασεν, вспыхивает опять, после темного провала - молчания, внезапный свет в Марковом свидетельстве - кажется, исторически подлинном воспоминании очевидца, Петра. Но, вспыхнув, потух бы, не осветив провала, не будь у нас другого свидетельства - Иоаннова: "Иисус узнал, что хотят Его схватить и сделать царем".
Все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь, ибо написано: "Поражу пастыря, и рассеются овцы" (Мк. 14, 27). Это знает Иисус, - вот почему и "понуждает" их отплыть. Очень знаменательно, хотя и непостижимо для нас, как одна из "глубин сатанинских" (Откр. 1, 24), - что Иуда не отпал от Двенадцати в ту минуту последнего выбора, послушался Господа, вошел с прочими в лодку. Понял, может быть, что на этот раз дело его и сообщников его проиграно: силой венчать Иисуса на царство не так легко, как это им казалось; или, может быть, "вошел в Иуду сатана" - и вышел, как некогда войдет в Петра и выйдет?
XXV Как Иисус отпустил народ, или, может быть, надо бы сказать: "Как народ отпустил Иисуса" (смысл греческого слова ἀποτα άμενος (Мк. 6, 46) сильнее, чем "отпустил", - "отверг"), этого мы тоже не знаем; знаем только, с каким чувством Он это сделал. Вы ищете Меня не потому, что видели знамение, но потому, что ели хлеб и насытились...
скажет на следующий день, в Капернаумской синагоге, когда вчерашняя толпа снова найдет Его и потребует от Него чуда знамения: Равви! подавай нам всегда такой хлеб (Ио. 6, 34); скажет о том, что накануне чувствовал, когда "отпустил" - "отверг" народ.
И, отпустив народ, Он взошел на гору помолиться наедине, так по Матфею (14, 23) и Марку (6, 46); почти так же и по Иоанну: на гору опять удалился один (6, 15). Вместо канонического чтения: "удалился", "ушел", ἀνεχώρησεν, в древнейших кодексах: "бежит", φεῦγει. Слово это, должно быть, из страха соблазна, в позднейших кодексах исправленное, опять кидает внезапный свет на все22.
XXVI Часто разражающиеся на Геннисаретском озере, около весенних полнолуний, светлые, сухие бури страшнее самых темных, с грозой и ливнем. Северо-западный ветер - сквозняк, вдруг подымаясь из горных ущелий над озером, падает на него, как бешеный, и буровит с такою внезапною силою только что гладкую поверхность вод, что вся она кипит и бурлит, как котел на огне.
|