Важнейшие произведения
21.02.2021 - В Раздел критики добавлена статья В.Ф. Ходасевича о Дмитрии Мережковском, добавлена статья Михаила Цетлина о Дмитрии Мережковском. Исправлены неточности в ранее размещенных материалах. 15.07.2019 - В биографии Дмитрия Мережковского исправлена ошибка. 12.02.2018 - Добавлен ряд открытых писем Мережковского, а также фрагменты личной переписки. 28.01.2017 - Добавлено произведение "Рождение богов. Тутанкамон на Крите" и роман "Мессия". 27.01.2016 - Добавлена масса публицистических и критических материалов Дмитрия Мережковского. 05.02.2014 - Добалены новые стихотворения Мережковского. 31.12.2010 - Коллектив редакторов сайта сердечно поздравляет всех с наступающим Новым Годом! |
Серый ПонедельникСтрасти Господни - Мережковский Д.С. 1932 I Ступая босыми ногами по грязным лужам дороги, под мелко сеющим, как из сита, дождем, шли в Иерусалим из Вифании двенадцать нищих бродяг, а впереди - самый нищий, Тринадцатый. Вспомнили, может быть, как в прошлую Пасху под таким же точно дождем шли, отверженные Израилем, от своих к чужим, из Капернаума в Кесарию Филиппову1.
II Так же и в стане врагов, может быть, кое-что изменилось. Первым ударом оглушенные, за ночь опомнились они, пришли в себя. Первосвященники же, и книжники, и старейшины народные искали Его погубить.
Видя, что силой ничего не возьмешь, решают действовать хитростью. Лютые между собой враги - фарисеи, саддукеи, иродиане, - все против общего врага соединяются2. И посылают к Нему некоторые из фарисеев и иродиан, чтобы уловить Его в слове (Мк. 12, 13). Ἀγρεύσωσιν - значит "ставить западню", ловят Его, как охотники - зверя. Сходятся, прячутся, наблюдают за пятами моими, чтобы уловить душу мою.
Сеть их, стальную, адамантовую, рвет Иисус, как паутину. А все-таки из жалости к народу соблазненному вынужден играть в их игру - школьную диалектику раввинов, - с какими, должно быть, отвращением и скукою ("скука Господня" и здесь, в Иерусалимских буднях, в конце жизни, так же, как там, в начале, в буднях Назаретских). В спорах этих рабби Иешуа - книжник среди книжников: видишь, кажется, висящие по краям одежд Его из голубой шерсти свитые кисточки-канаффы, давно уже от солнца полинялые, белой пылью дорог запыленные, от дождя потемневшие.
Будьте мудры, как змеи (Мт. 10, 16). С кем имеют дело, могли бы узнать слуги Ганановы по этому яду.
III Кукольного театра хозяин, спрятавшийся за сценой, дергая куклы за невидимые ниточки, двигает их и делает с ними что хочет: двигатель кукол - всех, от Иуды до Пилата, действующих лиц этой дьявольской комедии, - первосвященник Ганан; он за всеми, а за ним "отец лжи". Князь мира сего идет, и во Мне не имеет ничего (Ио. 14, 30). Три искушения Ганана соответствуют трем, на горе, искушениям дьявола. Те - в мистерии, в вечности, эти - во времени, в истории; но можно бы сказать и об этих, как о тех: "чтобы их изобрести, не хватило бы всей мудрости земной".
Когда Он ходил в храме, приступили к Нему книжники (Мк. 11, 27) и сказали Ему: какою властью Ты это делаешь? и кто дал Тебе такую власть! (Мт. 21, 23.) Жало искушения раздвоено. Дело, конечно, идет об Очищении - Разрушении храма. Если бы на вопрос: "Кто дал Тебе такую власть?" - Иисус ответил: "Бог", то слишком легко уличили бы Его искусители Его же словами: если Я свидетельствую сам о Себе, то свидетельство Мое неистинно (Ио. 5, 31). Это одно жало, а вот и другое, более глубокое, может быть, и от самих искусителей скрытое. Там, на горе Искушения, дьяволом предложенную власть отверг Иисус; не принял ли ее здесь, в храме; бич подняв, не поднял ли меч?
IV Весело, должно быть, слушателям видеть, с какою легкостью оборачивается жало искушения на самих искусителей; как в их же собственную западаю ловит их Иисус. Спрошу и Я вас об одном, отвечайте Мне; тогда и Я скажу вам, какою властью это делаю.
Глупый ответ и смешной; умники остались в дураках. Мытари и блудницы вперед вас идут в царство Божие, ...ибо Иоанну поверили они... вы же, и видя то, не раскаялись (Мт. 21, 31 - 32). Вот первый по лицу их удар бича, того же и сегодня, как вчера. Если бы нечто подобное сказано было нищим бродягою в Ватикане наших дней, то поняли бы мы силу удара. И начал говорить к народу (Лк. 19, 9), - уже не к вождям его, а к нему самому, - притчу о злых виноградарях. Сына моего возлюбленного пошлю; может быть, увидев его, постыдятся (Лк. 19, 13). В этом слове Отца: "может быть" - уже Агония Сына, как бы уже сквозь Серый Понедельник Страстной Пятницы черная тьма. И, схватив его, убили (Мк. 12, 8).
отвечают у Матфея (21, 41) сами искусители, еще не поняв, что притча - о них; а у Марка (12, 10) и Луки (20, 16) отвечает за них Иисус. Слышавшие же то сказали: да не будет! - этим невольно с уст их сорвавшимся криком ужаса сами себя выдают: в злых виноградарях узнали себя. И так же, может быть, как вчера мелькнуло вдруг перед ними в одном лице другое: в Благостном - Яростный, в Агнце пожираемом - пожирающий Лев. Он же, взглянув на них пристально, - (новый удар бича по лицу), - сказал: что же значит слово сие: "Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла"? Всякий, кто упадет на него, разобьется, а на кого он упадет, того раздавит (Лк. 20, 17-18). Поняли, конечно, "охранители" "возмущающий", "революционный" смысл обеих притч: свергнуть надо Израилю - всему человечеству - слепых вождей, чтобы не погибнуть вместе с ними3. Снова и сегодня, как вчера, возмущает народ Иисус, Возмутитель Всесветный. И хотели схватить Его, но побоялись народа... И, оставив Его, отошли (Мк. 12, 12). Первое искушение кончено, начинается второе.
V И наблюдая за Ним, (первосвященники) подослали лукавых людей, которые, притворившись благочестивыми, уловили бы Его в слове, чтобы предать Его начальству и власти правителя (Лк. 20, 20).
Дьявольская хитрость искушения в том, что между двумя огнями ставит оно Искушаемого: если ответит: "Можно", - то будет в глазах народа ложным Мессией, потому что истинный - освободит Израиля от римского ига; если же ответит: "Нельзя", - то выдаст Себя головой римским властям4. Видя же Иисус лукавство их, сказал: что искушаете Меня, лицемеры?
Так же и здесь, во втором искушении, как в первом, жало вопроса обращается на самих искусителей. Только что ответили: "кесаревы", - сами в западню свою попались; все перевернулось, опрокинулось, как в зеркале. Тогда говорит им: отдавайте же кесарево кесарю, а Божие - Богу (Мт. 22, 18-21). "Умное, наконец-таки, умное слово!" - восхищаются двадцать веков те, кто на все остальные слова Господни плюет. Чем восхищаются? Мудрым "отделением Церкви от государства", царства Божия - от царства человеческого, земного - от небесного5. Но если бы что-нибудь подобное мог сказать Иисус, то отрекся бы от главного дела всей жизни своей - царства Божия на земле, как на небе.
VI Чтобы понять это слово, надо помнить, что Иисус вовсе не отвечает, а только отражает мнимый вопрос искушающих (мнимые только ответы и могут быть на такие вопросы мнимые); делает с ним то же, что зеркало с отраженным образом. В мнимой глубине ответа - действительная плоскость, где искать глубины настоящей - все равно, что входить в зеркало: никуда не войдешь - только разобьешь стекло и обрежешься.
Двум господам не может служить никакой слуга, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному усердствовать, а о другом не радеть: не можете служить Богу и Маммоне, - Богу и кесарю. Слышали это фарисеи и, будучи сребролюбивы, смеялись над Ним (Лк. 16, 13- 14). Тогда смеялись они, а теперь - Он. Стоило бы им только прочесть на лицевой стороне монеты: "Tiberius Caesar, divi Augusti filius", "Кесарь Тиберий, Августа Божественного сын" и на стороне оборотной: "Pontifex maximus", "Первосвященник", - чтобы понять насмешку6. ...Сделает (Зверь-Антихрист) так, что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет начертание или имя Зверя (Откр. 13, 16-17). "Зверю - звериное, Божие - Богу", - мог ли это сказать Иисус?7
начали обвинять Его, говоря: ...Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом - Царем (Лк. 23, 2). Только для того, можно сказать, жил и умер Иисус, чтобы явить миру, что царство Зверя - против царства Божия и что надо между ними сделать выбор. "Бога или человеков слушаться?" - спрашивает Иуда Галилеянин, подымая против римской власти, римской подати, меч8. Крест поднял Иисус; мог ли Он сказать: "Бога и человеков слушаться должно, двум господам служить"?
нет власти не от Бога (Рим. 13, 1), - до нынешних церковных политиков христианство "входит в зеркало", ищет путей в западне, то можно по этому судить, как и здесь, в учении о власти, все еще неизвестен Христос-Царь Неизвестный. И не могли уловить Его в слове... и, удивившись ответу Его, замолчали (Лк. 20, 26). Кончено второе искушение, начинается третье.
VII В тот же день приступили к Нему саддукеи, которые учат, что нет воскресения мертвых (Мт. 22, 23). Скептики-циники, а может быть, и тайные безбожники (Бог для них - Закон), думают они о смерти, как первый саддукей, царь Соломон: нет у человека преимущества перед скотом... Все идет в одно место: вышло из праха и в прах отойдет (Еккл. 3, 19-20). Странным приключением семи братьев - семи мужей одной жены на том свете - этим "скверным анекдотом" в вечности - сводят они воскресение мертвых к нелепости, самое святое делают смешным.
Будучи еще в живых, обманщик тот сказал: "Через три дня воскресну" (Мт. 27, 63), - это могли бы они узнать в Четверг или Пятницу от Иуды Предателя; но в Понедельник - от кого, если не от "отца своего, диавола"?
Этим ли приводитесь в заблуждение, не зная Писаний, ни силы Божией?
Это значит "ваш отец - диавол", "человекоубийца от начала" (Ио. 8, 47, 44), - мертвый бог мертвых.
И, слыша, народ дивился учению Его. И никто не мог отвечать Ему ни слова; и с того дня никто уже не смел спрашивать Его (Мт. 22, 33, 46). Все искушения победил. "Весь народ прикован был к устам Его; слушал Его с услаждением". Но что же дальше? Слушали, слушали, и "разошлись по домам" (Ио. 7, 53), к малым делам и делишкам своим, "кто на поле свое, а кто на торговлю свою" (Мт. 22, 5). "Все сойдет на нет, игра будет вничью", - могли надеяться враги Господни. В слове неуловим для врагов, но и для друзей тоже: слишком "пререкаемое знамение" для всех.
VIII В славянском кодексе Иосифа Флавия найдена, кажется, очень древняя, потому что слишком очевидно противохристианская, должно быть, иудейская, вставка, где уцелело исторически подлинное, хотя и очень смутное воспоминание о том, что происходило тогда в Иерусалиме. Многие сердца воспламенялись надеждой, что народ иудейский может быть освобожден им (Иисусом) от римского ига. Он же находился, обыкновенно, перед городом, на Масличной горе, - (каждый день уходил на ночь из Иерусалима в Вифанию, по свидетельству Марка и Матфея), - где творил исцеления, будучи окружен ста пятьюдесятью учениками и множеством народа. И, видя, что может он совершать словом все, чего ни захочет, открыл ему народ желание свое: чтобы, войдя в город, перебил он римских воинов с Пилатом и воцарился. Но этого он (Иисус) не захотел11. Если бы человек с горящим факелом, войдя в пороховой погреб осажденной крепости, остерегался тщательно, чтобы ни одна искра не упала в порох, то осаждающие могли бы подумать: "Трусит он или изменил, предал нас врагу?" Так об Иисусе мог думать народ.
IX Около всякой трагедии, личной и общей, происходит то, что можно бы назвать "духовным вихрем" или "водоворотом". Души вовлекаются в него, как частицы воды в водоворот, или частицы воздуха - в вихрь. Кажется, и около этой величайшей из вех человеческих трагедий - Страстей Господних - образовался "духовный вихрь" такой силы, какой не было и не будет уже никогда во всемирной истории. Кажется, все приближающиеся к этой трагедии, от Петра до Иуды, от Пилата до Ганана, более или менее смутно чувствуют, что в ней решаются вечные судьбы не только каждого из них в отдельности, но и всего Израиля, а может быть, и всего человечества. Сколько бы люди ни уходили от этого великого дела к малым делам и делишкам своим, "кто на поле свое, а кто на торговлю свою", - с каждым из них могло случиться то же, что с Симоном Киринеянином, который, идучи с поля, попал нечаянно под крест (Мк. 15, 21); каждый более или менее смутно чувствовал агонию общую по неимоверно растущему в нем самом нагнетению ужаса, как бы раздавливающему все, психическому давлению атмосфер.
X Очень вероятно, что Иисус провел в Иерусалиме более семи дней (немногим, впрочем, более): семь дней Страстей Господних - символически-образное, священное, как во всех мистериях, число12. Но также вероятно, что в неудержимо стремительном у синоптиков беге событий к одной последней точке, в их неимоверной сжатости, сгущенности (по закону трагического действия - "единству времени"), уцелело исторически подлинное воспоминание о том, что люди действительно переживали в эти, по счету Марка и Матфея, пять дней, от Серого Понедельника до Черной Пятницы: это - как бы сжатость, сгущенность воздуха в вихре, а вихрь - Агония. Кажется, лучше всего это понял Иоанн. Многие в народе говорили: "Он точно пророк".
"Распря", может быть, не только в народе - во всех, но и в каждом. Бесом Он одержим и безумствует; что слушаете Его? (Ио. 10, 20) Кто это говорит сегодня, может быть, скажет завтра: "Это Христос", - и почти поверит этому, - почти, но не совсем; верит сегодня, а завтра опять усомнится: не знаем, откуда Он (Ио. 9, 29). Если этого не знают одни, то другие слишком хорошо знают: не Иисус ли это, Иосифов Сын, которого отца и мать мы знаем? Как Он говорит: "Я сошел с небес"? (Ио. 6, 42) Вместо слишком для нас привычного Иисуса Плотника представим себе Иисуса портного, столяра или сапожника, и мы сразу поймем, а может быть, и простим негодование и ужас тех, кто слышит, что сапожник этот, столяр или портной есть "от начала Сущий", что Им "небеса сотворены" и что Он "грядет одесную Силы на облаках небесных" (Мк. 14, 62). Только что ел головку чеснока, отирал пот с лица или ступал босыми ногами по грязным лужам иерусалимских улиц - и вдруг: "Я сошел с небес". Я и Отец - одно. - Тут опять... схватили каменья, чтобы побить Его.
Узнали почти, но не совсем. В том-то и мука их, как бы уже неземная, вечная, - "червь неусыпающий, огнь неугасающий", - что не могут этого узнать совсем. Кто же Ты? (Ио. 8, ?5)
Прямо не скажет, ответит таинственнейшим словом, как бы собственным именем: "Я".
XI Держит не только врагов Своих, но и друзей, весь народ, - в "недоумении", в ожидании, в пытке надеждой и страхом, в муке сверх сил человеческих - раздирающей душу надвое муке всех агоний: душу свою погубить или спасти? исповедать Его, как Петр, или предать, как Иуда? с Ним - на крест или на крест - Его? Этого не могут решить, но уже и тем, что не могут, решают.
недалеко ты от царства Божия (Мк. 12, 24) - мог бы Он сказать всему Израилю: близко подошел и он к царству Божию, почти вошел в него, но совсем не войдет.
Звать послал на брачный пир... и не хотели прийти (Мт. 22, 3). Снова остался один; косность и тупость людей снова испытал на Себе, как никто. Мертвым мертвецов своих погребать предоставь (Мт. 8, 22). Понял снова, что весь Израиль, а может быть, и все человечество, - поле мертвых костей. "Сын человеческий, пришед, найдет ли веру на земле?" Некто имел в винограднике смоковницу, и пришел искать плода на ней, и не нашел.
Эта притча - в слове; а вот она же и в действии. Утром в Понедельник, возвращаясь в Иерусалим из Вифании, взалкал Иисус, - и, увидев при дороге смоковницу, подошел к ней, и, ничего не нашедши на ней, кроме листьев, говорит ей: да не будет же впредь от тебя плода вовек. И смоковница тотчас засохла (Мт. 21, 17-19). Если же засохла и не "тотчас", то завтра засохнет наверное13: "Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут".
XII Днем Он учил во храме, а ночи, выходя, проводил на горе Елеонской.
Вечером в Среду уйдет из Иерусалима в Вифанию, и народ уже не увидит Его, пока не выведет Его к нему Пилат, в терновом венце и багрянице, осмеянного, оплеванного, окровавленного. Се, Царь ваш! (Ио. 19, 14) Но, прежде чем уйти, скажет Сын человеческий Израилю - всему человечеству - последнее слово, неумолкаемое до конца времен. В том-то и сила этого слова, что оно никогда не умолкнет; через двадцать веков будет звучать, как будто сказано сейчас. Горе вам, книжники и фарисеи, что затворяете царство небесное людям; ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете. Горе вам, вожди слепые! Самое внутреннее в людях обличает взор всевидящий: гробы набеленные прозрачны под ним, точно хрустальны, и видно, какая нечисть внутри. Слушают фарисеи молча, не двигаясь, точно пригвожденные к позорному столбу; не могут уйти, должны дослушать все до конца. "Горе! Горе! Ouai! Ouai!" - как бича ударяющего свист.
идите от Меня, проклятые, в огнь вечный; первая точка Страшного Суда во всемирной истории - вот что такое это слово.
Дополняйте же меру отцов ваших.
Чей дом? Только ли Израиля? Нет, и всего человечества. Если не покаетесь, все так же погибнете (Лк. 13, 3). Это - самое огненное, яростное, "мятежное", "переворотное", "революционное" из всех на земле сказанных слов. Только в тот день, когда оно исполнится (а мы все слышим или могли бы услышать, что слово это слишком верно и вечно, чтобы могло не исполниться), только в тот день и начнется не мнимая, а действительная, не наша, "демоническая", а Его, Божественная, Революция - путь к царству Божию на земле, как на небе.
XIII "Или Он, или мы; если мы с Богом, то Он с диаволом", - думают враги Господни, не только фарисеи-лицемеры, но и люди глубокой совести. Очень вероятно, что были минуты, когда мудрые политики, слуги Ганановы, надеялись, что дело с Иисусом кончится, как все на свете кончается, - ничем, сойдет на нет, игра будет вничью. Но были, вероятно, и другие минуты, когда чувствовали они, что почва уходит у них из-под ног, и всегдашнее правило их: "не двигать неподвижного" - может оказаться недостаточным: все куда-то сдвинулось, началось-таки "возмущение в народе". "Шут на осле" для них страшнее, чем думал Ганан.
XIV Кажется, в Среду под вечер, после той "возмутительной" речи, собрались члены Синедриона в доме Каиафы14: И положили в совете, схватив Иисуса хитростью, убить (Мт. 26, 3 - 4).
"Только не в праздник" - значит "до праздника"15: все согласны в том, что надо спешить и, несмотря на опасность "возмущения", кончить все в оставшиеся от Среды до Пятницы сорок восемь часов16. "Хитростью схватив, убить" - значит: убить тайным, из-за угла, нападением, может быть, наемных убийц.
Первосвященники же и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать?
"Что нам делать?" - почти крик отчаяния. Струсили так, что потеряли голову. Может быть, и в том последнем решении: "хитростью схватив Его, убить" - храбрость отчаяния. Это еще яснее при Вшествии в Иерусалим: видите, что ничего не можете сделать? Весь мир идет за Ним (Ио. 12, 19). Только мудрый Ганан знает, что надо делать. Он-то и говорит устами Каиафы - одной из послушных, в кукольном театре на невидимых ниточках движущихся кукол: вы ничего не знаете; и не рассудите, что лучше нам, чтобы один человек умер за народ, нежели чтоб весь народ погиб (Ио. 11, 49-50). Цель оправдывает средства в политике, а в арифметике миллион человеческих жизней больше одной17. В голову им не приходит однажды Никодимом, членом Синедриона, заданный вопрос: судит ли закон наш человека, если прежде не выслушают его и не узнают, что он делает? (Ио. 7, 51) Нет, закон не судит Христа, а убивает: с этого дня положили Его убить (Ио. 11, 53).
XV "Хитростью схватив, убить" - это легче сказать, чем сделать. Первосвященники же... искали погубить Его и не находили, что бы сделать с Ним, потому что все народное множество приковано было к устам Его (Лк. 19, 47-48). Слуги их, посланные однажды, чтобы схватить Его, вернулись ни с чем и, когда спросили их: почему же вы не привели Его? - отвечали: никогда человек не говорил так, как этот Человек (Ио. 7, 45-46). Слуги "прельстились", но и господа их - тоже: члены Синедриона Никодим и Иосиф Аримафейский - тайные ученики Господни (Ио. 19, 38-39). И, может быть, не только эти. ...Многие же из начальников уверовали в Него; но ради фарисеев не исповедовали, чтобы не быть отлученными от Синагоги (Ио. 12, 42). Всюду измена, наверху и внизу. Знают враги Иисуса, что, как бы ни охладел к Нему народ, гаснущее сегодня пламя может вспыхнуть завтра с новою силою. Если и за мертвого Иоанна Пророка весь народ готов был побить их камнями, то за живого Иисуса Мессию - тем более. Только что на Него покусятся - вырастет народ вокруг Него стеною, защитит Его или растерзает убийц18.
XVI А пока что дело врагов Господних остановилось на мертвой точке; но и дело друзей Его - тоже. Все опять заколебалось, как уже столько раз, на острие ножа. Все еще мог бы сказать Иисус всему народу - всему человечеству: "Недалеко ты от царства Божия"; все еще люди могут сделать выбор между Иисусом и Гананом, Сыном Божиим и сыном дьявола: "может быть, Сына моего постыдятся"; все еще "может быть", ничего до креста не потеряно: можно все исправить, искупить, остановить на краю гибели, - спасти. Только бы хоть кто-нибудь был с Ним до конца - до Креста. Но вот никого во всем Израиле - во всем человечестве. Он - один, как никто никогда не был и не будет в мире один.
XVII
сел Иисус против сокровиищых ящиков (в храме) и наблюдал, как народ кидает в них медь (Мк. 12, 41). В первом из двух внутренних, язычникам недоступных дворов храма, так называемом "Женском", azarat naschim, в одной из великолепных, блиставших драгоценными вкладами сокровищных палат, шли по стенам вделанные в них тринадцать ящиков, суженных кверху наподобие труб, так и называвшихся "трубами", schopharot - как бы огромных копилок, с отверстием в узком конце для кидаемых монет и с особою под каждым ящиком надписью о назначении вкладов19.
очи подняв, ἀναβλὲψας, увидел... Значит, сидит сначала, опустив глаза, должно быть, глубоко задумавшись, ничего кругом не видя20.
Вот наступает час, и наступил уже, когда вы рассеетесь, каждый в свою сторону, и оставите Меня одного. Но Я не один, потому что Отец со Мной (Ио. 16, 32).
XVIII Вдруг поднял глаза и увидел. Многие богатые клали много.
(так всегда начинает, если хочет, чтобы слово Его врезалось в память слушателей), - аминь, говорю вам, эта нищая вдова бросила больше всех бросавших в ящик.
Сердце нищей видит Нищий, знает, что последний грош иногда - "вся жизнь". Две у нее были денежки: могла бы сохранить для себя, пожалеть одну; но вот отдала обе21. Кому? В те тринадцать ящиков собиралась не милостыня бедным, а приношения на дом Господень, храм: значит, последнее свое отдала не людям, а Богу. И солнцем засияет эта темная полушка в слове Господнем: "аминь, говорю вам", - до пределов земли и до конца времен.
XIX "Поднял глаза и увидел". Та же у Него и теперь ясность и тишина видящего все, потому что все любящего взора, как там, в Назарете, когда Он с детским любопытством наблюдал, как бедная женщина, может быть, матерь Его, зажегши свечу, подметала комнату, чтобы найти потерянную драхму (Лк. 15, 8-10); или уличные дети, ссорясь от скуки, играли то в свадьбу, то в похороны (Мт. 11, 16).
Если Я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со Мной: Твой жезл и Твой посох, они успокаивают Меня (Пс. 22, 4). Как Он страдал, мы знаем или могли бы узнать, хотя бы отчасти, по собственному опыту; но никогда не узнаем, как Он блаженствовал.
сделалась великая тишина (Мк. 4, 38-39). "Я победил мир". Чем? Тишиной. "После бури веяние тихого ветра - и там Господь" (III Цар. 19, 12). Всех бурь земных тишина небесная - Он.
|
Главная | Биография | Произведения | О мережковском | Ссылки | Статьи | Контакты
Merezhkovski.ru © 2009—2024, Все права защищены. При полном или частичном использовании материалов сайта - активная гиперссылка на наш сайт обязательна!