• Смерть богов. Юлиан Отступник (1895)
• Воскресшие боги, или Леонардо да Винчи (1900)
• Петр и Алексей (1905)
• Павел первый (1906)
• Александр первый (1913)
• 14 декабря (Николай первый) (1918)
• Грядущий хам (1906)
• Иисус неизвестный (1932)

21.02.2021 - В Раздел критики добавлена статья В.Ф. Ходасевича о Дмитрии Мережковском, добавлена статья Михаила Цетлина о Дмитрии Мережковском. Исправлены неточности в ранее размещенных материалах.

15.07.2019 - В биографии Дмитрия Мережковского исправлена ошибка.

12.02.2018 - Добавлен ряд открытых писем Мережковского, а также фрагменты личной переписки.

28.01.2017 - Добавлено произведение "Рождение богов. Тутанкамон на Крите" и роман "Мессия".

27.01.2016 - Добавлена масса публицистических и критических материалов Дмитрия Мережковского.

05.02.2014 - Добалены новые стихотворения Мережковского.

31.12.2010 - Коллектив редакторов сайта сердечно поздравляет всех с наступающим Новым Годом!

Иуда Предатель

Страсти Господни - Мережковский Д.С.

1932

I

После речи о Конце сошел Иисус с вершины Елеонской горы в лежавшее на склоне ее селение Вифанию, где была для Него приготовлена вечеря в доме Симона Прокаженного. И, когда возлежал Он, -

пришла женщина с алебастровым сосудом мира, чистого, драгоценного; и, разбив сосуд, возлила Ему на голову (Мк. 14, 3).

Мировое масло, изготовляемое из нарда, благовонного, на высотах Гималая растущего злака, ценилось на вес золота. Вот какая роскошь Нищему!
Тонкое горлышко сосуда, должно быть, в виде амфоры, из белого восточного оникса-алебастра женщина ломает, чтобы густое миро текло обильнее, и сосуд никому уже не мог послужить1. Сердце свое у ног Его разбила бы так же, если б могла.

И дом наполнился благоуханием (Ио. 12, 3).

Дом Прокаженного, смердящего, - всего человечества, - наполнился благоуханием чистейшего мира - последней на земле к Сыну человеческому, не мужской, а женской любви.

II

Кто эта женщина? В I и II Евангелиях - безымянная, хотя и прославленная Господом:

где ни будет во всем мире проповедана сия Блаженная Весть, сказано будет и в память ее о том, что она сделала (Мк. 13,9), -

но людьми забытая, неизвестная.
В III Евангелии (7, 36) - "грешница", по толкованию Отцов, будущая великая святая Мария Магдалина, из которой вышло "семь бесов" (Лк. 8, 2), она же - помилованная Господом "жена прелюбодейная", μοιχολίς2; а в IV Евангелии (12, 1-3) - Мария Вифанийская, сестра Лазаря. Все четыре свидетеля как будто хотят вспомнить забытую, узнать неизвестную, увидеть ее лицо в сумерках Вифанийского вечера, - хотят и не могут: слишком, должно быть, глубокая тайна между Ним и ею, Женихом и невестой, - первой услышавшей полуночный клик:

вот, жених идет; выходите навстречу ему! (Мт. 25, 6)

В сумерках смертного вечера и воскресного утра таинственно сливаются для нас эти четыре женских лица. Первое существо человеческое, увидевшее Господа, - не он, а она; не Петр, не Иоанн, а Мария. Рядом с Иисусом - Мария; рядом с Неизвестным - Неизвестная.

III

Лучше всех учеников поняла бы, может быть, она, почему Иисус, идучи на смерть - воскресение, говорит о "муке родов" - начале Конца ("это начало мук рождения", ἀρχὴ ώδίνων, Мк. 12, 8) - для всей земли-матери, рождающей царство Божие, и для одной рождающей женщины:

мучается женщина, когда рождает, потому что пришел час ее; когда же родит младенца, уже не помнит мук от радости (Ио. 16, 21).
...Рано поутру, когда еще было темно... Мария стояла у гроба и плакала.

Сердце ее разрывалось от муки, как чрево рождающей.

(Вдруг) оглянулась и увидела Иисуса, стоящего (за нею), но не узнала, что это Иисус...
...Он же говорит ей: "Мария!" Она, оглянувшись (снова), говорит Ему: "Раввуни!" (Ио. 20, 1 - 16)

И уже не помнит муки от радости, -

потому что родился человек в мир (Ио. 16, 21), -

Человек воскрес.
Две Марии: одна - в начале жизни, другая - в конце; та родила, эта первая увидела Воскресшего, Сына - Брата - Жениха как бы воскрешает, снова рождает из времени в вечность Мать - Сестра - Невеста. Вот что сделала Мария Неизвестная на Вифанийской вечере.

Тело мое приготовила она к погребению (Мк. 13, 8), -

"и к Воскресению", - мог бы Он сказать. Как это сделала, мы не знаем, потому что этого не знают и наши свидетели; знают только - и мы могли бы узнать, - чем сделала: побеждающей смерть любовью.

IV

Многое еще имею сказать вам, но вы теперь не можете вместить (Ио. 16, 12).
Будучи же кем-то спрошен, когда придет царствие Божие, Господь сказал: когда два будут одно, τὰ δύο ἒν, ...и мужское будет как женское, и не будет ни мужского, ни женского3.
Но слова сего не поняли они, и оно было закрыто от них, чтобы они не постигли его, а спросить Его... боялись (Лк. 9, 45).

Так и мы боимся спросить Его о том, что значит для Него самого:

будут два одна плоть (Мт. 19, 5).

"Ты прекраснее Сынов человеческих (Пс. 44-45, 3). Чем же красота Его больше всех красот мира? Тем, что она - ни мужская, ни женская, но "сочетание мужского и женского в прекраснейшую гармонию" (Гераклит)4. Он в Ней. Она в Нем; Вечная Женственность - в Мужественности Вечной: Два - Одно, τὰ δύο ἒν.
Любит Иисуса Мария, Неизвестного - Неизвестная. Нет слова на языке человеческом для этой любви; но сколько бы мы ни уходили от нее, сколько бы ни забывали о ней - вспомним когда-нибудь, что только эта любовь спасет мир5.

V

...Миро возлила Ему на голову.
Некоторые же вознегодовали и говорили между собою: к чему такая трата мира?
Ибо можно бы продать ее более чем за триста динариев и раздать нищим. И роптали на нее (Мк. 14, 3-5).

Кто эти "ропщущие", у Марка не сказано, а у Иоанна (12, 4): "один из учеников Его, Иуда". Вслух, может быть, высказал он то, что про себя думали все.

Оставь ее, ἂφες ἀυτήν, -

прямо в лицо ему одному говорит Иисус6.

Нищих всегда имеете с собой, а меня не всегда (Ио. 12, 7-8).

Вот чего Иуда не знает о Нем, но знает Мария: не было такого, как Он, никогда, и не будет; Он - один-единственный Возлюбленный.

VI

К ранним Галилейским дням служения Господня относит Лука миропомазание. Но судя по совпадению имен: "Симон Прокаженный" в первых двух Евангелиях и "Симон фарисей" у Луки (7, 40); судя также по тому, что здесь женщина не возливает мира Иисусу на голову, как у Марка и Матфея, а умащает ноги его и отирает их волосами; судя, наконец, по тому, что город, где это происходит, в III Евангелии - просто "город", без имени, что на арамейском языке (а первоисточник Луки тоже, конечно, арамейский) значит почти всегда "Иерусалим", - судя по всем этим признакам, Галилейская вечеря Луки ближе к Вифанийской, чем думает он сам или хотел бы, чтобы думали мы7.

...Женщина того города, бывшая грешницей, узнав, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алебастровый, с миром, сосуд и, ставши позади, у ног Его, -

(ноги у возлежащих босые, - обувь снимается перед тем, чтобы возлечь, - протянуты назад), -

и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей; и целовала ноги Его, и умащала их миром. Видя же то, фарисей, пригласивший Его, сказал сам в себе: если бы Он был пророк, -

(в лучших" кодексах - ὀ προφήτης, "тот самый Пророк", "Мессия"), -

то знал бы, кто и какая (женщина) прикасается к Нему, ибо она - грешница (Лк. 7, 37-39).
...Женщина! где твои обвинители? никто не осудил Тебя? ...Никто, Господи! - И я не осуждаю Тебя, -

мог бы сказать Иисус и этой Галилейской грешнице, так же как той, Иерусалимской "жене прелюбодейной" (Ио. 8, 10-11).
"Здесь безнаказанность греха разрешается; слишком тяжелый грех слишком легко прощается", - соблазнится бл. Августин вместе со всею Церковью III-IV века и захочет выкинуть из Евангелия эту жемчужину, как сор8.
Так же могли бы соблазниться Иуда и Симон фарисей.

VII

Две любви: мужская и женская, скупая и щедрая, Симона-Иуды и грешницы. Две любви сравнивает Господь:

Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал, а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отерла.
Ты целования не дал Мне, а она с тех пор, как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги.
Маслом ты Мне головы не помазал, а она Мне ноги помазала миром.
А потому говорю тебе: прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много; а кому прощается мало, тот мало любит.
И сказал ей: прощаются тебе грехи...
...Вера твоя спасла тебя; иди с миром (Лк. 7, 44-50).

Больше, чем ей, никому никогда не прощалось, потому что больше, чем она, никто никогда не любил.

VIII

Знает ли она, что делает, возливая миро на голову Его (по первым двум синоптикам)? Древле Самуил пророк, возлив елей на голову Саула, сказал:

вот, Господь помазал тебя в цари над Израилем (I Цар. 10, 1).

"Ныне же Мессию помазала в цари блудница", - мог подумать Иуда. Первая капля вифанийского мира для него та последняя капля, от которой чаша через край переливается. "Тело мое умастила вперед к погребению", - слышится, может быть, Иуде последнее отречение Царя-Мессии от Царства. "Сам Себя хоронит заживо, и не только Себя, но и всего Израиля", - мог подумать Иуда и согласиться с Гананом:

лучше, чтоб один человек умер за людей, нежели чтоб весь народ погиб (Ио. 11, 50).

"Друг", Иуда, и враг, Ганан, соединились, как два конца одной веревки, стянувшиеся в мертвую петлю на шее Христа.

IX

Что за человек Иуда? "Вор", - отвечает Иоанн или один из "Иоаннов", неизвестных творцов IV Евангелия. "Хочет Иуда возместить убыток, причиненный ему, как он думает, тратою мира на Вифанийской вечере", - доводит бл. Иероним этот слишком простой ответ до последней плоскости и грубости9.

Сколько вы дадите Мне, чтоб я вам предал Его? -

торгуется Иуда в I Евангелии. Как же такого негодяя мог избрать Иисус в ученики? Вспомним, как произошло избрание.

На гору взошел и позвал к Себе, кого Сам хотел; и пришли к Нему. И поставил (из них) Двенадцать, чтоб были с Ним и чтобы посылать их на проповедь (Мк. 3, 13-14).

"Сам хотел" Иуду, "вора" и негодяя; "сам позвал его к Себе"? Или в нем одном ошибся, не узнал его одного Сердцеведец, видящий всех людей насквозь?

(Людям) не вверял Себя, потому что знал всех, и не имел нужды, чтобы кто засвидетельствовал о человеке, ибо Сам знал, что в человеке (Ио. 2, 24-25).

Нет, не ошибся:

знал Иисус от начала... кто предаст Его. ...Не двенадцать ли вас избрал Я? Но один из вас - диавол (Ио. 6, 64, 70),-

говорит об Иуде за год уже до предательства и в последнюю ночь, за минуту перед тем, как в Иуду "вошел сатана":

Я знаю тех, кого избрал (Ио. 13, 18).

"Диавола" избрал и послал на проповедь царства Божия; "власть изгонять бесов" дал "диаволу" (Мк. 3, 15); сказал и ему в числе других учеников:

сядете на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых (Мт. 19, 28).

То же скажет и в последнюю ночь, за минуту до предательства (Лк. 22, 3, 30).
Все это; - "да сбудется Писание".

Сын человеческий идет, как писано о Нем (Мк. 14, 21). Сказываю же вам (о том) теперь, прежде чем сбылось, дабы, когда сбудется, вы поверили, что это Я (Ио. 13, 19).

Взваливать на Промысел Божий то, что разуму человеческому непонятно, а сердцу - кощунственно, объяснять непонятное событие непонятнейшим пророчеством не значит ли решать уравнение с двумя неизвестными, разгадывать одну загадку, темную, другой, темнейшею?
Вывод из всего этого только один: камни в Иуду надо кидать осторожнее, - слишком к нему близок Иисус.

X

Память о том, что действительно побудило Иуду предать Иисуса, заглохла уже в самих Евангелиях, "Воспоминаниях Апостолов", а может быть, и раньше, еще до евангельских записей. Кажется, действительной причины Иудина предательства евангелисты не знают, не помнят или не хотят вспоминать, может быть, потому, что это слишком страшно, "соблазнительно" для них, или потому, что знают, что "говорить всего всем не должно" (Ориген). Только повторяют: "один из Двенадцати, один из Двенадцати", - каждый раз с новым, все большим недоумением и ужасом.
Кажется, все остальные Одиннадцать не видят Иуды: он вне поля их зрения, как бы под шапкой-невидимкой; не видят его, не знают, не понимают до последней минуты предательства. Он для них ничем не отличается от них самих. И даже потом, когда уже предаст, - не увидят, может быть, потому, что зло для добра вообще невидимо, непознаваемо: внутренним только опытом воли, действия познается действительное, внутреннее существо добра и зла; доброго знает, видит не извне, а изнутри только добрый, злого - только злой. Что для человека самое невидимое, непознаваемое, - Бог? Нет, дьявол. Он-то, может быть, когда вошел в Иуду, и покрыл его своею шапкой-невидимкой.
Образ Иуды, каким он является в евангельских свидетельствах, - только непонятное страшилище. Но, если б мы могли заглянуть в то, что действительно было в этом предательстве, то, может быть, мы увидели бы в нем проблему зла, поставленную так, как больше нигде и никогда в человечестве.
Камни в Иуду надо бы нам кидать осторожнее: слишком, увы, близко к нему все человечество. Только в себя заглянув бесстрашно-глубоко, мы, может быть, увидим и узнаем Предателя.

XI

Кажется, к загадке Иуды можно бы и в самом Евангелии, - если бы мы читали его не нашими слепыми глазами, а зрячими, - найти потерянный или нарочно в воду заброшенный ключ.
Прозвище Иуды - не второе имя, а только прозвище (это важно) - Isch Qarjot состоит из двух слов: первое, isch, на арамейском языке значит или значило когда-то, еще до времен Иисусовых (но значение это могло и потом сохраниться): "муж", "человек"; второе слово: Quarioth или Querioth - имя очень древнего города в колене Иудином (Иис. Нав. 15, 25), в далеком и пустынном южном конце Иудеи, за Эброном, к востоку от Газы10.

Шли к Нему также (люди) из-за Иордана... в великом множестве (Мк. 3, 8).

"Из-за Иордана" и значит: "из колена Иудина", где находился Кериот.
В прозвище этом не брезжит ли память об исторически живом лице Иуды, о первом и главном от него впечатлении зрительном: "чистый" иудей среди "нечистых" - всех остальных учеников Иисуса, людей из Галилеи, "Округи язычников"? Это, вероятно, по лицу Иуды видно сразу. Есть такие иудейские лица, на которых отпечатлелось в одном человеке все племя, как в чекане монеты - лицо государя. "Я - обрезанный из обрезанных, Иудей из Иудеев", - не мог ли бы о себе сказать и Иуда, как Павел? Кажется, вообще узнать - увидеть Иуду через Павла легче всего. Сам Иисус - тоже "из колена Иудина", тоже "чистый" Иудей; это не только во времени, но и в вечности вспомнится:

вот лев из колена Иудина, корень Давидов, победил (Откр. 5, 5).

Издали пришел к Человеку из Назарета человек из Кериота, из-за Эброна - в Галилею и, "все оставив, пошел за Ним".

Вот, мы оставили все и пошли за Тобой (Мт. 19, 27),

мог бы сказать Иуда, как Петр.
Если же, по слову Марка, "сам Иисус захотел его, позвал к Себе", избрал сначала в широкий круг учеников, а потом в тесный, Двенадцати, вместе с Петром и Иоанном, то было, должно быть, что-то в Иуде, что влекло к нему Иисуса. Что же именно?
Кажется, прав Иоанн: что-то "знал от начала" Иисус об Иуде, - не то, конечно, что он предаст Его, а то, что может предать, как никто, но и верен может быть, как никто. Если так, то, может быть, сам Иисус "захотел" Иуду, полюбил его потому, что почувствовал в нем величайшую возможность добра или зла, точку сопротивления наибольшую во всем Израиле - во всем человечестве. Понял бы, вероятно, Иуда лучше всех учеников, что значит:

от Иудеев спасение (Ио. 4, 22).

Понял, может быть, и человек Иисус, что в человеке Иуде - Иуда-племя - Иуда-человечество; что спасти одного Иуду значит спасти всех.

Он же, приняв кусок, тотчас вышел, а была ночь (Ио. 13, 30).
Все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь (Мк. 14, 27), -

"все предадите Меня".
Мог Иуда предать - и не предать: был свободен. Если бы не предал, остался верен до конца, - как знать, не наступило ли царство Божие сейчас? Страшная тайна добра и зла в Иуде, человеке и человечестве, - тайна бесконечной любви - свободы во Христе.

XII

Папий, епископ Иерапольский (150 г.), сохранил не записанное будто бы в Евангелии, от "учеников Иоанновых" идущее, очевидно, грубо искаженное, но все же для нас драгоценное слово Господне о царстве Божием;

будет в те дни так плодородна земля, что и хищные звери, питаясь только плодами земли, сделаются кроткими, возлюбят друг друга и человеку будут во всем покорствовать.

Это значит: в царстве Божием кончится борьба человека с природой, снова будет, между ними вечный мир, такой же, как был в раю.
"Как это может быть?" - усомнился Иуда. И сказал Господь:

те это увидят, кто в царство Божие войдет. Videbunt, qui veniant in ilia11.

Этим-то сомнением и начинается разрыв между учеником и Учителем, как малою трещиной - великая пропасть.
Есть и в IV Евангелии намек на то, что разрыв проходит именно здесь, по линии царства Божия; что здесь же и последний корень предательства. "Диаволом" Иисус называет Иуду, потому что "знает от начала, кто предаст Его", - за год еще до предательства, после того, что произошло на горе Хлебов, где царство Божие наступило бы сейчас, как мог думать Иуда, - если бы Иисус людьми и Богом предложенного Ему Царства не отверг.
Может быть, Иуда Галилеянин - ложный Мессия тех дней - похож на Иуду Искариота: оба "зелоты-ревнители", против римской власти бунтовщики - "революционеры", по-нашему. Главная черта обоих - нетерпеливое, со дня на день, с часу на час, ожидание царства Божия. "Скоро, еще во дни жизни нашей, да приидет Мессия (Помазанник, Царь) и да освободит народ свой", - в этой святейшей молитве Израиля главное слово для обоих Иуд - "скоро"12. Все равно, победить или погибнуть, только бы скорей, - не завтра, а сегодня - сейчас. Если так, то понятно, почему Иуда пришел к Иисусу в те дни, когда думали все, что царство Божие наступит "сейчас" (Лк. 19, 11), и отошел от Него, когда понял, что не сейчас, - надолго отсрочено.

Царство Божие будет десяти девам подобно, взявшим светильники свои и вышедшим навстречу жениху.
...Но как жених замедлил, то задремали все и уснули (Мт. 25, 1, 5).

Все, кроме одной, жениху не простившей: если бы больше любил, - не замедлил бы. Эта одна "мудрая дева", или безумная, - душа Иуды. Воля его - страшная повивальная бабка царства Божия: "муками родов" мессианских вынудить хочет наступление Царства, как бы чрево матери рассечь, чтобы поскорее родился младенец.

Что делаешь, делай скорей (Ио. 13, 27), -

может быть, угадал Иисус и с горькой усмешкой высказал тайную мысль Иуды о Нем.
Больше всех учеников верил Иуда в царство Божие и усомнился в нем больше всех.

XIII

Павловы пути обратны Иудиным, но в одной точке соприкасаются.

Савл! Савл! что ты гонишь Меня? ...Трудно тебе идти против рожна (Д. А. 9, 4-5).

Понял Савл, что трудно: ослеп - прозрел. Иуда не понял: слеп до конца; пошел на рожон, как бешеный бык, и накололся насмерть.
Павел сделал выбор между законом и свободой; Иуда не сделал: вечно между ними колеблется; предал сначала закон, а потом - свободу. Два предательства: первое хочет искупить вторым. Званый, но не избранный; гость на брачном пиру в одежде небрачной.

Друг! как ты вошел сюда? ...возьмите его и бросьте во тьму внешнюю (Мт. 22, 12-13).

"Блажен, кто не соблазнится о Мне", - сказал Иисус о Предтече (Мт. 11, 6); мог бы сказать и о Предателе. Чем "соблазнился" Иуда? Тем же, чем Савл, - "соблазном" и "безумием" Креста: "проклят Висящий на древе". Павел одолел соблазн; не одолел Иуда. Павел поверил; не поверил Иуда, что Христос воскрес, и благословен Проклятый.
Тайна Иуды - тайна всего Иудейства: верность Ягве, Супругу, - измена Мессии, Возлюбленному, - "Соблазнителю", "Обманщику", mesith, как назовет Иисуса Талмуд, вечная книга Иуды-племени - "Вечного Жида" во всемирной истории. Все еще жив для Иудейства и разумен нелепый вопрос: "Кто кого предал, Иуда - Христа или Христос - Иуду?"

Я желал бы отлученным быть от Мессии (Христа) за братьев моих, родных мне по плоти, - Израильтян (Рим. 9, 3-4), -

могли бы сказать оба Иуды, человек и племя, так же, как Павел. "В грязь втоптал самое святое, что было в Израиле, - Закон", - могли бы сказать об Иисусе оба Иуды, так же, как Савл.
Чем подкуплен Иуда? Золотом? Нет, спасением Израиля: "Лучше, чтобы один человек умер за всех, нежели чтобы весь народ погиб". В этом Иуда с Гананом встретились, "друг" - с врагом; два конца веревки соединились и затянулись в мертвую петлю предательства.

XIV

В одной точке, в одном миге - вечности, два лица - Иуды и Христа - сближены так, что можно их увидеть или не увидеть, понять или не понять, только вместе. Вместе надо их увидеть, чтобы понять не отвлеченно-догматически, а исторически-опытно Страсти Господни. А для этого надо помнить, что Иисус не знал наверное, - не мог, не хотел, не должен был знать до последней минуты, предаст ли Его Иуда или не предаст. Этого не знал Иисус, может быть, потому, что и сам Иуда не знал; знал только, что надо "делать скорей". Но не делал, страшно медлил; нетерпеливый во всем только это терпел.
За год еще до предательства, когда по Умножении хлебов "многие из учеников Иисуса отошли от Него" (Ио. 6, 66), - как легко и просто мог бы Он сказать Иуде: "Отойди и ты"; но вот не сказал и не скажет до последнего лобзания, которым тот предаст Его в Гефсимании.

Друг! для чего ты пришел? (Мт. 26, 50)

В греческом подлиннике ετᾶιρε - больше, чем "друг", почти "брат". Как легко и просто мог бы тогда же отойти Иуда; но не отошел и не отойдет, будет верен до конца - до предательства.
Любит великий ваятель крепчайшие, почти резцу не поддающиеся мраморы; великий полководец любит опаснейшие бои: так, может быть, Иисус любит Иуду. Не было ли таких минут, когда Он любил Иуду больше, чем Петра, чем Иоанна; больше верил в него, чем в них?

Горе тому человеку, которым Сын человеческий предается: лучше бы тому человеку не родиться (Мк. 14, 21).

Это значит: Иуда Предатель - Иуда Несчастный. Самый несчастный из людей - он. Мог ли его покинуть Иисус? Если Сын человеческий пришел, чтобы найти потерянное, спасти погибшее, мог ли Он покинуть погибавшего так, как никто никогда не погибал? Очень глубоко объясняет Ориген: Иисус не покинул Иуду потому, что "до последней минуты надеялся", что он может спастись14.

XV

"Диаволом" назван Иуда, Петр - "сатаною"; в чем-то на один миг они близнецы, двойники, почти неразличимые, - как сатана от дьявола? Нет, как один слабый и грешный человек - от другого, такого же грешного и слабого. Да и все остальные ученики, может быть, не лучше и не хуже этих двух: двенадцать Петров - двенадцать Иуд.
Петр от Господа "отрекся" - тоже предал Его, но покаялся вовремя.
Петр мог быть Иудой. Иуда - Петром; между ними расстояние, может быть, меньшее, чем это нам кажется. Верил Иисус в обоих и обоих любил до конца15. Если же в Иуде "ошибся", то ошибка эта человеческая дает меру любви Его, божественной.

Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ио. 15, 13).

Душу Свою не положил ли Господь за "друга" Своего, Иуду?

XVI

Но чем больше Иисус любит Иуду, тем больше тот ненавидит Его, и медленно зреет горький плод предательства под черным солнцем ненависти. Когда же созрел, - голову, должно быть, потерял Иуда, чувствуя, какая дана ему власть и свобода: судьбы Израиля, судьбы мира он один решит на веки веков. Этой-то свободы, кажется, и не вынес Иуда: сделался орудием зла нечеловеческого: "вошел в него сатана". Остался ли в нем или вышел, мы не знаем. Сделав через него дело свое, может быть, бросил его, как выжатый плод или пустую личину.
Крайнее зло нераскаянно, потому что здесь, на земле, почти всегда счастливо: счастлив Ганан, Иуда несчастен. Крайнего зла, сатанинского, кажется, не было в нем; было только среднее зло, человеческие, что еще ужаснее, конечно, как мера всего человечества.
Суток не пройдет от предательства, как Иуда уже раскается:

согрешил я, предав кровь неповинную.

Страшным судом осудит себя и казнит:

пошел и удавился (Мт. 27, 4 - 5).

Тело Распятого будет еще висеть на кресте, когда тело Предателя уже повиснет на петле. Всовывая шею в петлю, понял ли Иуда, что значит: "проклят висящий на древе"?
Начал хорошо, кончил худо; но и в конце, как и в начале, все еще - "один из Двенадцати". Пришел к Иисусу, ушел от Него, и опять пришел; полюбил Его, возненавидел - и опять полюбил.
И на страшном конце Иуды все еще неизгладимый, темным блеском блистающий знак славы апостольской.

XVII

Проклят Иуда людьми потому, может быть, что слишком людям близок. Да, как это ни страшно сказать, - стоит каждому из нас только заглянуть в себя поглубже, чтобы увидеть Предателя: все, кто когда-то в детстве верил во Христа, а потом отрекся от Него - "предал" Его, - "Иуды" отчасти16.
"Сыном погибели", ύιὸς τῆς ἀπολέιας, называет Господь Иуду (Ио. 17, 12). Слово это переводит Лютер не точно, но глубоко:

Потерянное дитя,
das verlorene Kind17.

"Блудного Сына" принял отец и простил. Есть, может быть, в каждом из нас "Иудин кусочек", "блудный Сын", "потерянное дитя", или "Сын погибели".
"Господь Иуду простит", - этого мы не смеем сказать, но и "не простит" тоже сказать не смеем.

Все, что дает мне Отец, ко мне приходит, и приходящего ко Мне не изгоню вон (Ио. 6, 37), -

это, может быть, не только об Иуде сказано, но и о нас всех.