Важнейшие произведения
21.02.2021 - В Раздел критики добавлена статья В.Ф. Ходасевича о Дмитрии Мережковском, добавлена статья Михаила Цетлина о Дмитрии Мережковском. Исправлены неточности в ранее размещенных материалах. 15.07.2019 - В биографии Дмитрия Мережковского исправлена ошибка. 12.02.2018 - Добавлен ряд открытых писем Мережковского, а также фрагменты личной переписки. 28.01.2017 - Добавлено произведение "Рождение богов. Тутанкамон на Крите" и роман "Мессия". 27.01.2016 - Добавлена масса публицистических и критических материалов Дмитрия Мережковского. 05.02.2014 - Добалены новые стихотворения Мережковского. 31.12.2010 - Коллектив редакторов сайта сердечно поздравляет всех с наступающим Новым Годом! |
Тайная ВечеряСтрасти Господни - Мережковский Д.С. 1932 I В ночь со Среды на Четверг Иуда, "один из Двенадцати" - "один из Двенадцати", повторяют все четыре свидетеля с растущим недоумением и ужасом, - пошел к первосвященникам и обещал им "искать удобного времени, чтобы предать им Иисуса вдали от народа". Если те, по свидетельству Луки (22, 4-6), этому "обрадовались", то потому, конечно, что знали, что схватить Иисуса без "возмущения народного" можно было только так - не извне, силою, а изнутри, предательством, - дьявольским обманом любви накрыть Его внезапно, как птицелов накрывает птицу невидимой сеткой.
II Утром в Четверг послал Иисус, должно быть, из Вифании, где по обыкновению скрывался в тайном убежище, Петра и Иоанна, сказав им: пойдите, приготовьте нам есть пасху.
Зная, что не только дни, но и часы Его сочтены: Время мое близко (Мт. 26, 18), - Иисус хочет сохранить эти последние часы, чтобы совершить одно из величайших дел Своих - то, без чего не может Он уйти из мира.
III Верхнее жилье многих иерусалимских домов - легкая, наподобие чердака, беседки или терема, надстройка с отдельным к ней ходом, внешней лестницей, - состояла обыкновенно из одной большой "горницы", по-гречески ἀνάγαιον πηερῶον, по-арамейски hillita, устланной в зажиточных домах коврами и уставленной ложами, - столовой или спальни не для членов семьи, а для почетных гостей1.
IV Когда же настал вечер, Он приходит с Двенадцатью (Мк. 14, 17). Слышный всему Иерусалиму, трубный глас из храма возвещал, при заходе солнца, восходе звезд начало пасхальной вечери4.
И когда настал час, возлег, и Двенадцать - с Ним (Лк. 22, 14). Ложа с подушками, обыкновенно тройные для трех возлежащих, tryclinia, устланные коврами, расставленные в виде подковы, окружали низкий, не выше скамьи, круглый стол. Полулежа на левом боку, протянув ноги назад от стола и опираясь локтем левой руки о подушку, ели правой, что не совсем, конечно, удобно, но зато уютно и располагает к сердечной беседе: многое скажешь, лежа, чего не сказал бы, может быть, сидя5.
V И когда они возлежали и ели, сказал им Иисус: истинно говорю вам, один из вас, ядущий со Мною, предаст Меня.
Вот откуда удивление - ужас: "один из Двенадцати". Спрашивают все: "Не я ли?" - чувствуют, значит, в себе возможность предательства, даже Петр, даже Иоанн. "Все от Него отреклись", - сообщает Юстин Мученик внеевангельское, может быть, "воспоминание Апостолов" (Мт. 26, 25). "Все отреклись", и значит: "предали все".
...Также сказал и предающий Его: не я ли, Равви?
Это, по свидетельству Матфея (25, 23), - уже после того, как сказал Иисус: руку со мной опустивший в блюдо, тот предаст Меня. Кажется, здесь внутреннее делается внешним: словами говорится то, что делается без слов. Если бы Иисус так ясно обличил Иуду, то как могли бы все остальные ученики не понять или, поняв, остаться безучастными, выпустить Иуду из горницы, зная, куда и зачем он идет?9 Кажется, Марково свидетельство исторически подлинней: здесь нет ни вопроса Иуды, ни ответа Иисуса; все происходит между ними без слов. Страшный вызов: "Не я ли?", может быть, прочел Иисус в глазах Иуды и глазами ответил: "ты". "Я" в вопросе Иуды значит уже не он сам, а кто-то другой; и "ты" в ответе Иисуса - тоже другой.
VI Нет никакого сомнения, что Иуда вышел из Сионской горницы до конца вечери, чтобы иметь время сходить к первосвященникам, взять вооруженных людей и отвести их в Гефсиманию: холодно, значит, спокойно, с математической точностью расчел время сам, или кто-то другой - за него10. Марк и Матфей не знают, когда вышел Иуда: только что обмакнул в блюдо кусок, как становится невидим для них, так же как для всех возлежащих; исчезает, как призрак: точно в нужную как раз минуту, чтобы мог уйти незамеченным, покрывает его шапкой-невидимкой сам дьявол.
вот, рука предающего Меня со Мной за столом (Лк. 22, 19-21). Это было с Иудой; это может быть и со всеми причастниками: против Тела и Крови Господней будет виновен хлеб сей ядущий и чашу Господню пиющий недостойно (I Кор. 11, 27). Принял Иуда, страшно сказать, как бы "сатанинское причастие" из рук Господних. Скрещиваются и здесь две величайших силы - Бога и дьявола, - как две противоположные молнии.
VII Еще в большей мере, чем Матфей, делает Иоанн, по своему обыкновению, внутреннее внешним, умолчанное - сказанным, то, что совершается в тайне, в мистерии, тем, что совершается явно, в истории. Но и здесь, как почти везде у Иоанна, драгоценные для нас, исторически подлинные черты события уцелели, может быть, и в мистерии. Духом возмутился (тогда) Иисус, - то же слово и здесь, ἐταράχθη, как там, в первой Агонии, во храме: "ныне душа моя возмутилась", τετάρακται (Ио. 12, 27). Духом возмутился (тогда) Иисус, и засвидетельствовал, и сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня. Тогда ученики стали озираться друг на друга, недоумевая, о ком Он говорит.
Светлая для всех пасхальная ночь полнолуния, а для Иуды - темная, темнее всех ночей земных.
VIII В ночь выходит Иуда, в кромешную тьму, а в Сионской горнице, - свет во тьме светит, и тьма не объяла его (Ио. 1, 5), - солнце солнц - Евхаристия.
Три свидетельствуют на небе... и Сии три суть Едино. И три свидетельствуют на земле... и сии три - об одном (I Ио. 4, 7-8). Главное в первом свидетельстве, - Марка - Матфея - Павла, - начало Ветхозаветное, Отчее: искупительная жертва - "Агнец, закланный от создания мира": "Тело мое, за вас ломимое" (I Кор. 11, 24; Мк. 14, 24); главное во втором свидетельстве, Иоанна, - начало Новозаветное. Сыновнее: "любовь", ἀγάπη; главное в третьем свидетельстве, Луки, - начало Третьего Завета, Духа Святого, - царство Божие: царство мое завещаю вам, как завещал Мне Отец мой, да ядите и пиете за трапезой Моей в царстве Моем (Лк. 22, 29-30). В первом свидетельстве - начало, во втором - продолжение, в третьем - конец мира.
IX Павлово свидетельство (I Кор. 11, 23-25) - самое раннее по времени записи: Маркову предшествует оно лет на десять, на двадцать11. Но время записи, внешний признак, может и не совпадать для исторического свидетельства с тем временем, когда оно действительно возникло; судя же по внутренним признакам, Марково свидетельство первичнее Павлова. Я от (самого) Господа принял то, что и вам передал: что Господь Иисус в ту ночь, когда был предан, взял хлеб и, возблагодарив, εὐχαριστήσας, - (то же слово, как и у всех трех синоптиков), - преломил и сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое за вас, - ("ломимое", κλώμενον, - вероятно, позднейшая вставка12, - Сие творите в мое воспоминание.
Эти последние, дважды у Павла повторенные, слова: τοῦτο ποὶἐῖτε ἐις τὴν ὲμὴν ἀνάμνησιν, у Марка отсутствуют. Нет никакого сомнения, что если бы он только нашел их в общем, доевангельском предании, или, тем более, своими ушами слышал из уст Петра, или, тем еще более, подслушал их в ту самую ночь, когда они были сказаны, в доме отца его или матери, в Сионской горнице, то не забыл бы повторить их в своем свидетельстве; если же не повторяет, то потому, вероятно, что не знает. Нет также никакого сомнения, что в этих словах верно угадано то, что Иисус хотел сказать, но мог ли, - вот вопрос. "Все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь" (Мк. 14, 27); все "оставите Меня одного" (Ио. 16, 32), - забудете, разлюбите, - это Он мог сказать и, вероятно, сказал действительно; но "любите Меня, не забывайте, помните - творите сие в Мое воспоминание", - этого Он не мог сказать, по вечному для языка любви закону: самое сильное, безмолвное. Больше всего любимый и любящий меньше всего может сказать: "Люблю - люби". Любящий и любимый так, как учеников Своих любит Иисус и как Он ими любим (сколько бы ни "отрекались" от Него, ни "предавали" Его, - любят Его бесконечно, и Он это знает), не мог бы сказать: "Любите Меня, помните".
X Когда же они ели, Иисус, взяв хлеб и благословив, ε᾽υλογήσας, преломил, дал им и сказал: приимите, ядите; сие есть Тело мое. И, взяв чашу и благодарив, εὐχαριστήσας, подал им. И пили из нее все.
Что это? Только ли повествование о том, что было однажды? Нет, в самом звуке литургийно-торжественно-повторяемых слов: "взяв хлеб и благословив", "взяв чашу и благодарив", "сие есть Тело Мое", "сия есть Кровь Моя", - слышится, что это не только было однажды, во времени, но есть и будет всегда, в вечности; что это уже Евхаристия13.
XI Марк первичнее Павла; Лука первичнее Марка. Это, - не по времени записи, сравнительно позднему, от 80-х годов, - признаку внешнему, но по признакам внутренним, - самое раннее свидетельство, от Марка и Павла независимое, почерпнутое из иного, кажется, древнейшего источника. Но это мы узнаем не по нашему каноническому, примесью Павла и Марка замутненному, а по беспримесно-чистому, подлинному чтению в Codex cantabrigiensis D и в старо-латинских кодексах14.
XII Очень желал Я есть с вами пасху сию прежде Моего страдания. В греческом подлиннике сильнее: ἐπιθυμία ἐπιθύμησα, "страстно желал", или еще сильнее, в непереводимом семитическом обороте речи, должно быть, арамейского подлинника: "желая, желал", "вожделея, вожделел". Если бы страсть в нашей плотской любви не была так слаба и груба, то мы могли бы через нее понять, что значит это желание "страсти" в плотской любви Христа Жениха к Церкви Невесте, Иисуса Неизвестного - к Марии Неизвестной, Возлюбленной. Ибо сказываю вам, что уже не буду есть ее (пасхи), доколе не совершится она в царстве Божием.
(то же и здесь, как у Марка-Матфея-Павла, литургийно-заклинательное, как бы "магическое", повторение слов), - преломил и подал им, говоря: сие есть Тело Мое (Лк. 22, 15-19). Только в преломлении хлеба - действии без слов и только в этих пяти греческих словах: τοῦτὸ ἐστιν τὸ σῶμα μου, и трех арамейских: den hu guphi15
вся Евхаристия.
XIII Что это значит, мы поймем, если вспомним, как начинается Иудейская пасха: взяв один из двух опресночных хлебов - круглых, тонких и плоских, тарелкообразных лепешек, по-гречески ἂζυμα, по-еврейски mazzot, - хозяин дома разламывает его на столько кусков, сколько возлежащих за трапезой, и молча раздает их по очереди всем16.
вот тело Мое,
Только три слова, все по тому же закону любви: чем больше любовь, тем меньше слов; чем ближе к концу, Кресту - пределу любви, тем безмолвнее. Но тихий хруст ломаемых опресноков, точно живых, в живом теле, костей, - больше всех слов. Слушают его ученики в молчании, в удивлении - ужасе. Кость Его да не сокрушится (Ио. 19, 36). Нет, сокрушатся и кости Его в бесконечной пытке любви. Den hu guphi - эти глухие звуки арамейских слов как страшно подобны глухому хрусту ломаемых опресноков! Жив будет мною Меня ядущий - пожирающий, τρώγων (Ио. 6, 57), - вспомнили, может быть, ученики и поняли.
Я - в них,
Верно понял Павел - поймет вся Церковь, и, пока будет понимать, будет в ней Христос - живая душа Его - Евхаристия: хлеб сей, ломимый нами, не есть ли общение (соединение) наше, κοινωνία, в теле Христа?
XIV Главное для Луки в Евхаристии, его особенное, личное, - не жертва, как у Марка-Матфея-Павла, не любовь, как у Иоанна, а царство Божие. Этим все начинается: ...есть не буду пасхи, доколе не совершится она в царствии Божием;
Этим же все и кончается: ...Царство завещаю вам, как завещал Мне Отец Мой, да ядите и пиете за трапезой Моею, в царстве Моем (Лк. 22, 29-30). Ночь еще по всей земле, тьма кромешная, а здесь, в Сионской горнице, уже день; высшая точка земли, вершина вершин, освещенная первым лучом восходящего солнца, - здесь. Будет царство Божие по всей земле, а здесь уже есть: "да приидет царствие Твое", - Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам царство (Лк. 12, 32). Начатое на горе Хлебов, продолженное на горе Блаженств здесь кончено - явлено. Блажен, кто вкусит хлеба в царствии Божием! (Лк. 14, 15). Это блаженство здесь уже наступило: вкус хлеба и вина в Евхаристии - вкус царства Божия.
XV Царство Божие - конец мира: тайна Евхаристии - тайна Конца18.
благодарим, Отче, Тебя, ἐυχαριστοῦμεν, за жизнь и познание, их же
Главное и здесь, так же как в Евхаристии Луки, - царство Божие - конец мира. О крови, о жертве и здесь ни слова; все - только о хлебе, о Царстве - Конце. Все это страшно забыто, потеряно в позднейшей Евхаристии - уже "церковной обедне": здесь уже ни настоящего, голод утоляющего, хлеба, ни Царства, ни Конца.
...(братья же) всегда пребывали в общении, κοινωνία, и в преломлении хлеба... и все имели общее... и каждый день, преломляя хлеб по домам, принимали пищу в радости, ἐν ἀγλλιάσει. "Радость" здесь - главное. Радуйтесь всегда, πάντοτε χαίρετε (I Фесс. 5, 16). О, конечно, и здесь, в первой общине, так же, как в Сионской горнице, память о смерти, о жертве, о крови присутствует: тело Его, живого, и здесь ломимо; кровь Его изливаема. Ест и пьет Иисус в последний раз на земле; завтра будет в гробу: это Он знает, знают и ученики; может быть, тотчас же забудут, но в эту минуту помнят. Будет разлука, но радость вечного свидания так велика, что побеждает печаль разлуки - смерти. Смерть поглощена победой (Ис. 25, 8).
Там, в Евхаристии Павла-Марка-Матфея, - все еще тени Голгофы, неподвижные, а здесь, у Луки, сдвинулись уже, бегут перед восходящим солнцем Воскресения.
XVI
Это, говоря нашим языком, мертвым, плоским и безбожным, - "коммунизм". Начатое там, на горе Хлебов, - ели все и насытились (Мк. 6, 42), - здесь, в Евхаристии, кончено, исполнено. "Все имели общее" - не в рабстве и ненависти, вечной смерти, как этого хотели бы мы, а в свободе и любви, в жизни вечной. Вот отчего такая "радость": царство уже наступило.
XVII Главное, особенное, личное в свидетельстве Иоанна, - не жертва, как у Марка-Матфея-Павла, не царство Божие, как у Луки, а любовь. Зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, - возлюбив Своих, сущих в мире, возлюбил их до конца (Ио. 13, 1). Это - как бы посвятительная надпись надо всем свидетельством Иоанна, самым поздним по времени, но не самым далеким, внешним, а может быть, напротив, самым внутренним, близким к сердцу Господню, подслушанным тем, кто возлежал у этого сердца. Но чудно и страшно, непостижимо для нас, - о самой Евхаристии в этом свидетельстве умолчано, потому ли, что все уже сказано в Капернаумской синагоге, после Вифсаидской, первой Тайной Вечери - Умножения хлебов, или потому, что об этом нельзя говорить: это слишком свято и страшно, "несказуемо", arreton, как во всех мистериях. Но и здесь, в IV Евангелии, под всеми словами Господними внятно бьется немое сердце Евхаристии. Я посвящаю Себя (в жертву) за них, ἀγιάζω ὲμαυτόν (Ио. 17, 19), - молится Сын в последней молитве к Отцу. Это и значит: "Вот Тело мое, за них ломимое; вот кровь Моя, за них изливаемая". Ребра один из воинов пронзил Ему копьем, и тотчас истекла кровь и вода (Ио. 19, 34).
ненасытимо повторяет, напоминает Иоанн о крови. Если о ней помнит он, то мог ли забыть у него Иисус? Я есмь истинная виноградная лоза, а Отец мой - виноградарь. ...Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода (Ио. 15, 1, 5).
Слишком пахнет кровью-вином Евхаристии от этих обоих слов в I и в IV Евангелиях, чтобы можно было сомневаться, что и здесь, как там, речь идет о ней, об Евхаристии, хотя и без слов.
кто ест и пьет недостойно (хлеб и чашу Господню), ест и пьет себе осуждение (I Кор. 11, 29). Слишком явен и здесь, у Иоанна, след Евхаристии.
XVIII Даже на самое место, где совершается у Иоанна невидимая нам Евхаристия, мы могли бы указать. Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Это - одно из двух слов о тайне любви - Евхаристии, и тотчас за ним - другое: По тому узнают, что вы - Мои ученики, если будете иметь любовь, ἀγάπην (Ио. 13, 34-35). Кажется, между этими двумя словами и совершается "Вечеря любви", ἀγάπην, как названа будет Евхаристия в первых общинах, может быть, тем самым именем, которое подслушал у сердца Господня Иоанн.
Делать без Меня не можете ничего (Ио. 15, 5) - меньше всего - любить. Тем-то заповедь Его любви и "новая", что люди могут любить только в Нем и через Него. Его любовь единственна, так же как Он сам - Единственный.
XIX Заповедь Его любви и тем еще "новая", что воскрешает - побеждает смерть физически. Смерть - разложение, разделение живых органических клеток, их взаимное отталкивание - ненависть; их соединение, взаимное притяжение - любовь: вот почему сила любви воскрешает - побеждает смерть не только духовно, но и физически. Все преодолеваем силою Возлюбившего нас.
только в Нем одном, единственном. Любит и побеждает смерть-ненависть, воскрешает - Он один. Ибо Я живу, и вы будете жить (Ио. 14, 19). Я есмь воскресение и жизнь... Верующий в Меня не умрет вовек (Ио. 11, 25-26). Силу любви воскрешающей копит Иисус в учениках, как туча копит грозовую силу для молнии.
Плоть Мою ядущий и кровь Мою пиющий имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день (Ио. 6, 54). Чем плотнее, кровнее, как будто грубее, вещественней, а на самом деле тоньше, духовнее; чем ближе к церковному догмату-опыту Пресуществления (transsubstatio) мы поймем Евхаристию, тем вернее не только религиозно, но и исторически подлинней.
ибо вся тварь совокупно стенает и мучится доныне... в надежде, что освобождена будет от рабства тления в свободу... детей Божиих (Рим. 8, 22, 21). Вот что значит Евхаристия - Любовь - Свободам вот что значит неизвестное имя Христа Неизвестного: Освободитель.
XX То, чего искало человечество от начала времен, найдено здесь, в Сионской горнице.
Пасха наша заколается - Христос (I Кор. 5, 7). Вспомним мистерию - миф Платона о людях первого погибшего человечества, Атлантах. "Десять царей Атлантиды сходились в Посейдоновом храме, где воздвигнут был орихалковый столб с письменами закона... приводили жертвенного быка к столбу... заколали... наполняли чашу кровью... и каждый пил из нее", ἒκαστος πιών25. Пили из нее все, ἒπιον ἐζ ἀυτοῦ πάντες, - как будто повторяет Марк (14, 23) Платона.
XXI В жертвах, самых древних, по крайней мере за память человечества (может быть, в древнейших было иначе), человек еще вовсе не жертвует богу - он пожирает его в боге-животном или человеческой жертве, чтобы самому сделаться богом. То же происходит и в позднейших Дионисовых таинствах, где "менады, терзая и пожирая своего бога (то же слово τρώγων, как в шестой главе Иоанна), алчут исполниться богом, сделаться "богоодержимыми", ἒνθεοι. Вспомним свидетельство Порфирия о дионисическом племени бассаров, обитавших в горных ущельях Фракии, которые, в неистовстве человеческих жертв и вкушений жертвенных, нападая друг на друга и друг друга пожирая, уничтожили себя без остатка"28.
Ибо всякий раз, как едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете, доколе Он приидет (I Кор. 11, 26).
XXII Сиротами вас не оставляю; приду к вам (опять).
Так как на греческом языке Евангелия, ἐις τὸν ὀυρανόν, не может иметь смысла переносного: "кверху", а может иметь только смысл прямой: "к небу" и так как Иисус не выходил еще из горницы (что вышел, сказано будет потом, Ио. 18, 1), то, значит, "подняв глаза к небу", Он увидел над Собой настоящее небо, а это могло быть лишь в том случае, если и в Сионской горнице, как и в других подобных, проделано было в куполе (изображенном и на Маддабийской карте) круглое, прямо в небо окно. Яркой луной пасхального полнолуния освещенное, прозрачно-темно-голубое, точно сапфирное, небо казалось не ночным, не дневным, - небывалым, каким всегда кажется лунное небо из окна, если самой луны не видно. Как будто прямо в очи Сына смотрело бездонно ясное око Отца. И в приносившемся сверху небесном веянии, как бы чьем-то неземном дыхании, колебались огни догоравших лампад, как те огненные языки Пятидесятницы. Встаньте, пойдем отсюда (Ио. 14, 31), - это сказал Иисус еще раньше и, должно быть, встал, но долго еще не уходил; духу у Него, может быть, не хватало, как это часто бывает в последние минуты расставания, покинуть тех, кого "возлюбив, возлюбил Он до конца"; долго еще говорил им последние слова любви. Встали, должно быть, и они; тесным кольцом окружили Его. Поняли, может быть, только теперь, что значит: дети! не долго уже Мне быть с вами (Ио. 13, 33). Руки и ноги Его целовали; плакали, сами не зная, от печали или от радости. Поняли, может быть, только теперь, что значит: будете печальны, но печаль ваша в радость будет.
XXIII Когда же поднял Он глаза к небу, подняли, должно быть, и они, но не к небу, а к Нему. Поняли, может быть, только теперь, что значит это чудное и страшное слово Его: Филипп сказал Ему: Равви! покажи нам Отца, и довольно для нас. Иисус сказал ему: столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня, Филипп? Видевший Меня видел Отца (Ио. 14, 8-9). Слово это исполнилось теперь: увидели Его - увидели Отца. И сказал Иисус: Отче! пришел час; прославь Сына Твоего, да и Сын Твой прославит Тебя.
Это одна из трех величайших минут в жизни Сына человеческого и всего человечества; две остальные: та, когда Он воскреснет, и та, когда он снова придет.
вот Тело Мое, - спас мир.
|