Важнейшие произведения
21.02.2021 - В Раздел критики добавлена статья В.Ф. Ходасевича о Дмитрии Мережковском, добавлена статья Михаила Цетлина о Дмитрии Мережковском. Исправлены неточности в ранее размещенных материалах. 15.07.2019 - В биографии Дмитрия Мережковского исправлена ошибка. 12.02.2018 - Добавлен ряд открытых писем Мережковского, а также фрагменты личной переписки. 28.01.2017 - Добавлено произведение "Рождение богов. Тутанкамон на Крите" и роман "Мессия". 27.01.2016 - Добавлена масса публицистических и критических материалов Дмитрия Мережковского. 05.02.2014 - Добалены новые стихотворения Мережковского. 31.12.2010 - Коллектив редакторов сайта сердечно поздравляет всех с наступающим Новым Годом! На правах рекламы: • дополнительная информация здесь |
РаспятСтрасти Господни - Мережковский Д.С. 1932 I "Крест был найден, сверх надежды", - сообщает церковный историк Евсевий о сделанной будто бы императором Константином находке Креста Господня на дне колодца, под мусором от развалин, воздвигнутого на месте Голгофы, Венерина капища1. "Сверх надежды найден" - значит: "был потерян, забыт, безнадежно". Помнит убийца, где убил человека, а где Сын Божий убит людьми, люди забыли.
II Что бы почувствовали Петр и "толмач" его Марк, если бы знали, что это будет? Могло ли бы им прийти в голову, что когда-нибудь одного слова "Голгофа" будет уже недостаточно, чтобы сразу напомнить людям то место, где Господь был распят? В первых, ближайших к Иисусу, двух поколениях, от 60-х годов, когда в Римской общине записывает Марк "Воспоминания" Петра, до 90-х годов, когда в общине эфесской записывает "Иоанн Пресвитер" "Воспоминания" Иоанна Апостола, память о Голгофе еще так жива, что люди, если бы даже хотели, не могли бы забыть это страшное место, потому что нет и, вероятно, не будет другого события во всемирной истории, изображенного с такой наглядной точностью, как это. В каждом слове всех четырех свидетелей чувствуется, что стоит им только закрыть глаза, чтобы все увидеть снова так, как будто оно происходит перед их глазами сейчас.
III Самое строение почвы около Иерусалима могло бы напомнить людям место Голгофы. Стены города всюду возвышаются над кручами, кроме одной стороны - северо-западной, где холмистая равнина спускается отлого; только здесь и могла быть Голгофа3. Близко к городу было то место, где распят Иисус, - все еще помнит - видит Иоанн (19, 20), помнит и Послание к Евреям (13, 12), Иоанну почти современное: вне городских ворот пострадал Иисус. Помнит и Марк (19, 29): шесть часов, от девяти утра, когда Господь был распят, до трех пополудни, когда Он умер, идут, не переставая, "прохожие", παραπορευόμενοι, мимо Распятого, "ругаясь над Ним", ὲβλασφημούν. Точность всех этих Новозаветных свидетельств подтверждается и римскими историками. "Мы (римляне) имеем обыкновение ставить кресты у больших дорог, чтобы проходящие, видя распятых, страшились"4, "полезнейшего ради примера", res saluberrimi exempli5.
Шнур землемерный - (меряющий землю и все земное небесною мерою Креста), - шнур землемерный пойдет - (от ворот северо-западного угла Иерусалимских стен) - до холма Гарива и обойдет холм Гоафа (Голгофу).
Помнит как будто пророк нами забытое, видит невидимое нам, самое святое и проклятое место Земли - Голгофу.
IV Чтобы не тратить лишнего дерева (особенно здесь, на Иерусалимских безлесных высотах), кресты большею частью делались низкие, ровно такой вышины, чтобы только земли не касались ноги распятого9. Оба разбойника повешены были, вероятно, на таких низких крестах. Но и высокие изредка делались, должно быть, для важнейших, государственных, преступников10. Судя по тому, что Иисусу подают напитанную уксусом губку на конце "тростника" (Мк. 15, 36) или "копия", ὒσσω, как в древнейших и лучших кодексах Иоанна (19, 29), а не "иссопа", ύσσώπω, как в нашем каноническом чтении (губку, да еще напитанную уксусом, отяжелевшую, нельзя насадить на короткий и хрупкий стебель былинки иссопа-майорана)11, судя по этому, Иисус был распят на высоком кресте12. Та же насмешка, может быть, и здесь, как в крестной надписи "Царь Иудейский": высшее, царское место - Царю. Так исполнилось слово Господне: когда вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе (Ио. 12, 32).
V
сделай знак на челах людей скорбящих и воздыхающих. В подлиннике еврейском не сказано, какой "знак". Но Семьдесят Толковников, ничего, конечно, не зная о Кресте Господнем, увидели в этом знаке греческую букву Т - "безглавый", не истинный для нас, не "перекрещенный" крест.
VI Истинный Крест - "перекрещенный". "Скрещивается все", - что это значит, понял бы, может быть, тот, кто сказал: "противоположное - согласное"; "Логос прежде был, нежели стать земле"; лучше многих христиан понял бы Гераклит, что хотел сказать Павел: Он - (Распятый) - есть мир наш, соделавший из обоих одно и разрушивший стоявшую между ними преграду (Ефес. 2, 14-16). В сердце Распятого, в сердце Креста, скрещиваются две линии: горизонтальная, земная, и вертикальная, небесная. Все, что на небе и на земле, возглавить Христом (Ефес. 1, 10), - вот Крестного Знамения Божественная геометрия - "землемерный шнур" Иезекиилев. В Логосе - Крест и в космосе: прежде чем стать земле, был Крест. Все - от него и к нему. Если бы один из двух мимо земли пролетающих Ангелов спросил: "Что на земле?", то другой ответил бы: "Крест".
Верующий в Меня не умрет вовек (Ио. 11, 26), смерти вовек не увидит (Ио. 8, 52). Смерть убивающий меч - Крест. Надо ли говорить, кто хотел бы сломать этот меч?
VII "Все ученики, оставив Его, бежали", - по свидетельству Марка-Матфея (14, 50; 26, 56) о Гефсимании; или, по страшному слову Юстина, кажется, внеевангельскому "воспоминанию" апостолов: все... отступили от Него и отреклись, ἀπέστησαν, ἀρνησάμενοι ἀυτόν16. Это значит: не было никого из учеников на Голгофе. В этом правы синоптики вопреки IV Евангелию (19, 26-28, 35), потому что не могло не исполниться слово Господне: все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь (Мк. 14, 26). Нет никакого сомнения, что Марк, если бы только мог, кончил бы Евангелие так же, как начал, - по личным "Воспоминаниям" Петра. Но вот, не мог: эта путеводная нить обрывается для него во дворе Каиафы по отречении Петра двумя, должно быть, из собственных уст его услышанными словами:
начал плакать (14, 72). Плачет Петр, слезы льет о себе, а как за него льется Кровь на Голгофе, не видит. Криком петуха заглушён для него стук вбивающих крестные гвозди молотков.
VIII Первое свидетельство - о первых, должно быть, минутах Распятия - идет от Симона Киринеянина, "отца Александрова и Руфова", как в самом начале рассказа напоминает Марк (15, 21); зачем и кому напоминает - чтоб это понять, вспомним Павла: Руфа, избранного в Господе, приветствуете (лобзанием святым) (Рим. 16, 13), - пишет Павел той самой Римской общине и почти в то самое время, где и когда записывает Марк "Воспоминания" Петра. Это значит: Руф (римское имя), а может быть, и брат его Александр (греческое имя) - члены Римской общины: вот почему на них и ссылается Марк, как на первых и ближайших свидетелей. Слышали Руф и Александр от отца своего, Симона, о том, что происходило на Голгофе, а тот видел это своими глазами. Выпавшую на дворе Каиафы из рук Петра-очевидца нить воспоминаний подхватывает Симон, а от него - Марк17.
от Иудеев спасение (Ио. 4, 22).
IX Первое - о первых минутах Распятия свидетельство - иудейское; второе - о минутах последних - римское, "заведующего казнью сотника", centurio supplicio praepositus, - Лонгина или Петрония (имена его в поздних апокрифах)18. Сотник же, стоявший напротив Него, στηκὼς ἐζ ἐναντίας ἀυτοῦ (Мк. 15, 39), - видел, как умирал Иисус. "Стал напротив", чтобы лучше видеть; пристально, должно быть, вглядывался в лицо Умирающего; целыми часами мог Его наблюдать19. И римский глаз подглядел, римское ухо подслушало то, чего иудейские глаза и уши не видели и не слышали. Лучше своих понял чужой. "Рим" значит "мир": все язычество - все человечество - присутствует здесь, на Голгофе, в лице этого римского сотника. Только этим ключом - Крестом - отомкнётся, по слову Павла (I Кор. 16, 9), "широкая дверь" для язычников; только здесь взойдет "свет к просвещению язычников" (Лк. 2, 32).
X Третье свидетельство, от первой минуты Распятия до последней, - внутреннее, для нас уже "христианское", - Галилейских жен. Были же (там) и жены, - связывает Марк уже явно, союзом "и", καί, те два внешних свидетельства с этим, внутренним. Были же (там) и жены, смотревшие издали, απὸ μακρόθεν. "Издали" смотрят, должно быть, потому, что место казни оцеплено римскою стражею20. Между ними была и Мария Магдалина, и Мария, мать Иакова Меньшого и Иосии, и Саломея... и другие многие, пришедшие вместе с Ним (Иисусом) в Иерусалим (Мк. 15, 40-41). Почему из "многих" Марк называет по имени только трех, понятно лишь в том случае, если он ссылается на них как на ближайших и достовернейших свидетельниц21. ...(Женщины эти), следуя за Ним, служили Ему и тогда, когда Он был еще в Галилее, - неожиданно для нас приподымает Марк завесу над целой неизвестной стороной жизни Иисуса Неизвестного, уже не мужской, а женской: только мужское Евангелие - до Голгофы, а здесь начинается и женское.
там была Мария Магдалина и другая Мария, ή ἄλλη Μαρία, сидевшие против гроба (Мт. 27, 61) - и потом, при Воскресении: на рассвете первого дня недели пришла Магдалина и другая Мария посмотреть гроб (Мт. 28, 1). Все ученики бежали - "отреклись" от Него; верными Ему остались ученицы. Слабые жены сильнее мужей: вера Камня-Петра песком рассыпалась, а вера Марии - камень. Мужественность в любви оказалась бессильной; сильною - женственность. Солнце мужской любви заходит в смерти; солнце женской - взойдет в Воскресении.
XI Был час третий, и распяли Его (Мк. 15, 25). Только одно слово - у всех четырех свидетелей: "распяли", ὲσταύρωσαν. Здесь о распятии, так же как там, о бичевании, молчат уста - сердце молчит: так не льется вода из опрокинутой вдруг слишком полной бутылки.
Я сораспялся Христу, συνεσταυρώσαμαι (Гал. 2, 21), - мог бы и он сказать, как Павел. Этого одного слова было достаточно, чтобы лет через двенадцать выступили "крестные язвы", στίγματα, на теле Павла (Гал. 6, 17), а через двенадцать веков - на теле Франциска Ассизского. И привели Его на место Голгофу...
"Знатные иерусалимские женщины предлагали идущим на смертную казнь кубок вина с разведенным в нем зернышком ладана, дабы помрачить их сознание", - невольно подтверждает Талмуд евангельское свидетельство23. К миру или ладану прибавлялась иногда и маковая вытяжка, по-арамейски rosch, опиум24.
XII Крестная казнь начиналась с того, что палачи раздевали смертника по римскому обычаю догола25; но так как римляне в покоренных землях не нарушали без крайней нужды местных обычаев, то, вероятно, уважали и здесь, на Голгофе, иудейский обычай покрывать наготу повешенного куском ткани спереди26. Помнит и "Евангелие от Никодима", что Иисус на кресте опоясан был узким, по чреслам, "лентием"27. Но многие учителя Церкви утверждают наготу Его совершенную: "Наг был второй Адам на кресте, так же как первый в раю"28. С точностью мы этого не знаем. Благостно целомудренно покрыла наготу Господню сама История - здесь уже Мистерия. Не будем же и мы подымать ее святого покрова.
Masmera min haselub,
этих трех слов пронзающий звук слышался, может быть, Иисусу-отроку в стуке молотка в мастерской плотника Иосифа, вбивавшего длинные черные гвозди в белую, как человеческое тело, доску нового дерева. Тот же стук, с тем же пронзающим звуком, - masmera min haselub, - раздался и здесь, на Голгофе, глухо, в желтом тумане хамзина, в безответной глухоте земли и неба.
XIII С помощью веревок и лестницы или особого рода вил, furcilla, подымали перекладину, патибул, вместе с пригвожденным к ней на заранее вбитый в землю столб, по-латыни palus, по-гречески σταυρός, по-арамейски selib, и прибивали ее гвоздями или привязывали веревками к выемке, сделанной в "перекрещенном кресте", crux capitata, немного пониже верхнего конца столба30.
XIV И была (на кресте) надпись вины Его: "Царь Иудейский" (Мк. 15, 26), - сделанная, должно быть, черными буквами на белой дощечке, titulus, πίνακος, той самой, что несли перед Ним давеча в крестном шествии, а теперь прибили над головой Его к верхнему концу столба32. Буквы шли, вероятно, для четкости и сбережения места, не в строку, а в три столбца, на трех языках, "еврейском, греческом и римском" (Ио. 19, 21). В этой трехъязычной надписи - первое явление Христа - Царя Всемирного. Будет возвещена сия Блаженная Весть Царства по всей вселенной, во свидетельство всем народам (Мт. 24, 14), - это слово Господне здесь уже, на кресте, исполняется: только эти, пронзенные гвоздями руки обнимут мир; мир обойдут только эти пронзенные ноги. Итак, Ты - Царь? - на этот вечный вопрос Пилата - Рима - мира - вечный ответ Того, Кто стоит на жалкой подножной дощечке креста: ты говоришь, что Я - царь (Ио. 18, 37). И сколько бы люди ни ругались над Ним, знают они, или узнают когда-нибудь, что Царь единственный - Он. Первосвященники же Иудейские сказали Пилату: не пиши: "Царь Иудейский", но что Он говорил: "Я - Царь Иудейский".
Слишком похоже на Пилата - на весь Рим - это "каменное" слово: quod sripsi, sripsi, чтобы не быть исторически подлинным. Или еще сильнее, точнее: quod scriptum est, est scriptum, "что писано, то писано". Сын человеческий идет, как писано о Нем (Мк. 14, 21).
Так же, как это слово Пилата, - здесь, на Голгофе, все божественно двусмысленно, пророчески прозрачно, как бы внутренним свечением светится.
XV Крест, нарисованный красными полосками, чуждый, страшный, мохнатый, точно из звериного меха, на речной гальке найденный в Мае д'Азильской ледниковой стоянке33; бронзовые, Бронзового века, крестики-спицы в колесиках34; крест бело-серого волнистого мрамора, найденный в развалинах Кносского дворца на о. Крите, от середины или начала II тысячелетия35; множество крестов - на Юкатане, в царстве Майя36. Крит и Юкатан - может быть, две единственные уцелевшие сваи рухнувшего моста-материка через Атлантику - того, что миф называет "Атлантидой", знание - "праисторией", а Откровение - "первым, допотопным человечеством", - и на обеих сваях - Крест37. Что это, случай или пророчество? Выбор и здесь, как везде в религии, свободен. Но если даже все эти кресты - лишь "солнечно-магические знаки" - упрощенные, с отломанными углами, свастики, , то возможная чудесность в сходстве доисторического креста с Голгофским не отменяется, потому что и он в известном смысле - "магический знак" победы вечного Солнца - Сына. О, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказали пророки (Лк. 24, 25), - не только в Израиле, но и во всем человечестве!
Руки и ноги Мои пронзили38.
"Этого не могло быть, потому что это слишком точно предсказано", - решает кое-кто из левых критиков: но ведь может быть и наоборот: это было, и потому, предсказано. Выбор и между этими двумя возможностями опять свободен.
XVI Подлинно ли евангельское сокровище семи крестных слов Господних? Точное знание могло бы нам ответить: никакой человек, находясь в таком физическом состоянии, в каком находились распятые, после одного или двух часов не мог бы сохранить способность членораздельной речи40. Если тело человека, Иисуса, во всей жизни Его подчинено законам естественным, что на кресте всего очевиднее, потому что крайний отказ от чуда - Крест, то нет никаких оснований предполагать, чтобы Иисус "чудом" сохранил способность речи до последнего вздоха. Это подтверждается и евангельским свидетельством. Марк и Матфей помнят только одно крестное слово Господне, да и то не Его собственное, а лишь стих Псалма. Все остальные шесть часов на кресте (по Маркову счету) Иисус молчит. С этим свидетельством двух первых синоптиков совпадает и свидетельство IV Евангелия. Сказанное будто бы Господом "любимому ученику" о матери Своей перенесено сюда, на крест, как мы сейчас увидим, из другого места и времени, а из остальных слов у Иоанна первое: "жажду" (19, 28), - сказано за несколько минут до смерти, а последнее: "совершилось" (19, 30), - в самый миг смерти; все же остальные три часа (по Иоаннову счету) Иисус молчит.
как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзает уст Своих. Это-то непостижимое, нечеловеческое молчание в муках нечеловеческих, эта божественная в них тишина больше всего, вероятно, поражает "заведующего казнью" римского сотника и заставляет его, "став напротив", вглядеться пристальней в лицо Умирающего. Много, должно быть, смертей видел он, но такой, как эта, - никогда.
XVII Первое слово: Отче: прости им, ибо не знают, что делают (Лк. 28, 34). По-арамейски: Abba! scheboh lehon etehon hokhemin ma'abedin41. Слово это, если и не было услышано из уст Его, то по лицу Его могло быть угадано или "смотревшими издали" женами еще тогда, когда Он проходил мимо них, на Голгофу, или кем-нибудь из стоявших вблизи, когда Он уже висел на кресте. Как бы то ни было, но глубже, чем в этом слове, заглянуть в сердце Господне, в первые минуты крестных мук, не мог бы и ангельский взор. Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас (Мт. 5, 44), - сказано там, на горе Блаженств, а здесь, на Голгофе, сделано. Молится Иисус за убийц Своих, не только настоящих, но и будущих, - за весь человеческий род.
XVIII Только один Лука помнит это слово прощения, помнит только он один и другое слово: дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших;
Очень возможно, что слово это где-то когда-то было действительно сказано Господом - только не в Крестном шествии, как думает Лука: падая под тяжестью креста, Иисус так же, вероятно, молчал, как на самом кресте42.
Да придет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле...
Если "вся кровь", то, уж конечно, и эта, пролитая на Голгофе в величайшем из всех когда-либо на земле совершенных злодеяний. Как же Сын молится: "Отче! прости", - зная, что Отец не простит? В догмате это противоречие неразрешимо, но, может быть, разрешается в опыте. Не за всех убийц Своих молится Иисус, а только за "незнающих": кто знает, тот непростим.
Когда же (Отец) все покорит (Сыну), то и сам Сын покорится Покорившему все Ему, да будет Бог все во всем (1 Кор. 15, 28). Если так, то крестная молитва Сына: "Отче! прости их", - не значит ли: "прости всех"?
XIX Распявшие же Его делили одежды Его, кидая жребий, кому что взять (Мк. 15, 24). Так у синоптиков, а в IV Евангелии подробнее: воины же, когда распяли Иисуса, взяли одежды Его и разделили на четыре части, каждому воину по части; (взяли) и хитон; хитон же был нешитый, а весь тканый сверху. Судя по этому дележу, одежда Иисуса, так же как всякого тогда иудея, даже самого бедного, состоит из пяти частей: хитона-рубашки, плаща, пояса, головного платка и сандалий43. Если каждый из трех крестов стережет "четверица", τεσσάριον, палачей-ликторов - обычное для крестной казни число, то эти-то четверо и делят одежду Иисуса на четыре части, и каждый берет себе одну цельную часть44; пятая же - хитон-рубашка - остается неразделенною: надо бы разодрать ее, чтобы разделить, - лишив главной цены. Вот почему воины сказали друг другу: не будем раздирать ее, а кинем о ней жребий, чья будет (Ио. 19, 23-24). Все это так живо и наглядно, что лучше не мог бы рассказать и очевидец. Живости, а также исторической подлинности всего свидетельства не только не ослабляет, а, напротив, усиливает делаемый тут же вывод об исполнении пророчества, может быть, "догматический" кое для кого из нынешних читателей, но для тогдашних - опытный, потому что все к Иисусу близкие люди не могли не сделать того же вывода, если не во время самого дележа, не даже в самый день распятия, не в первые дни после него, то все-таки очень скоро: так (поступили воины), да сбудется реченное в Писании: "Ризы Мои разделили между собою и об одежде Моей кидали жребий" (Ио. 19, 24). "Этого не было, потому что это слишком точно предсказано", - решит опять "историческая" критика. Но вот вопрос: кем предсказано, иудейским пророком или римским законодателем: "одежды казнимых", panicularia, берут себе палачи, speculatores?45 Или "вымысел" Иоанна так искусен, что согласует псалом Давида с Римскими Дигестами? Вот к каким нелепостям приводит мнимоисторическая критика.
XX Меньше всего, конечно, думает Иосиф Флавий о нешитом хитоне Господнем, когда вспоминает, что нижняя риза иудейских первосвященников - точно такой же хитон - вся сверху тканая рубаха без рукавов46.
XXI Тканая рубаха, плод искусной, трудной и долгой женской работы, - такая же роскошь для Нищего, такой же драгоценный дар любви, как вифанийское миро. Если не Мария, Матерь Господа, то, может быть, "другая Мария", ή ἄλλη Μαρία, Неизвестная соткала ее; Брату, Сыну, Жениху - Сестра, Мать, Невеста; Иисусу - Мария; Неизвестному - Неизвестная. Нижняя риза эта на теле Возлюбленного - как бы вечная тайная ласка любви.
XXII Если все еще Иисус помнит о земном в неземной Агонии, то не прошло ли и по Его душе, как тень от облака по земле и тень улыбки по устам, воспоминание о пророчестве: ризы Мои делят между собою и об одежде Моей кидают жребий (Пс. 21, 19)? Все исполнится, "как должно", йота в йоту, черта в черту. "Сыну человеческому должно пострадать", - слово это, повторенное столько раз на Крестном пути ученикам, не повторяет ли Он и теперь, на кресте, Себе самому: "Должно! должно! должно!" - и вдруг, как все тело пронзающая боль от судорожно дернувшейся и гвоздную рану в ладони раздирающей руки: "А может быть, и не должно?"
XXIII Проходящие же ругались над Ним, кивая головами своими и говоря: эй ты, разрушающий храм и в три дня созидающий! Спаси себя самого и сойди с креста.
Ненависти даже нет у них к Нему - только смех. Кроме смеха, ничего уже не увидит, не услышит до конца. "Соблазн Креста", skandalon, "стыд", "срам", "смех", "поругание святыни": вот все, что у Него осталось от царства Божия. Как бы Им самим дело Его погублено, сведено к смешному и жалкому. "Жалкою смертью кончил презренную жизнь", - скажут враги Его, и хуже еще скажут полудрузья: "Жалкою смертью кончил великую жизнь"48.
XXIV Также и разбойники, распятые с Ним, поносили Его, - так у Марка (15, 32) и у Матфея (27, 44), а у Луки не так, может быть, потому, что те смотрят "издали", извне, а этот - изнутри, и лучше видит. Один из распятых (с Ним) злодеев поносил Его, говоря: если Ты - Христос, спаси Себя и нас.
Более чем вероятно, что этот разговор двух, а если Иисус отвечает им, трех повешенных, - не мог происходить в действительности все по той же причине: через час-два после распятия люди утрачивают способность членораздельной речи. Но что из того? Только ли сердцем это подслушано или также ухом, это все-таки было, есть и будет в сердце Господнем и нашем. Слово это слишком необходимо, человечески божественно, чтобы могло быть "измышлено", как "миф".
Думаете ли вы, что Я пришел дать мир на земле? Нет, говорю вам, но разделение (Лк. 12, 51). Если бы не это, то надо бы поставить на всем человечестве крест.
XXV И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, - а в кодексе Cantabrigiensis D еще сильнее50: дерзай! θάρσει сегодня же будешь со Мною в раю (Лк. 23, 42). Вот второе крестное слово Господне - второе окно в Агонию.
XXVI Матерь Его, и сестра матери Его, (и) Мария Клеопова, и Мария Магдалина стояли у креста...
По-арамейски: itta ha bench - ha immah52. Если Марк и Матфей помнят о "смотрящих издали", стоящих вдали, то могли ли они забыть стоящих вблизи - "любимого ученика" и матерь Иисуса?5? Мог ли забыть и Лука, помнящий пророчество (2, 35): и тебе самой меч пройдет душу, - что матерь Господа стояла у креста и меч прошел ей душу? Если же такое забвение всех трех синоптиков слишком невероятно, то, вопреки IV Евангелию, ни "любимого ученика", ни Иисусовой матери у креста не было. Но так же невероятно, чтобы вместе с галилейскими женами, пришедшими с Иисусом в Иерусалим, не пришла и матерь Его; это еще тем невероятнее, что, по свидетельству Луки, она была там в последний из тех сорока дней, в которые Господь по воскресении своем являлся ученикам (Д. А. 1, 14). Будучи же в Иерусалиме в Страстную Пятницу, могла ли она не быть у креста? Могла, но только в том случае, если такова была воля Сына ее. Мать Свою пощадить, не дать ей увидеть Себя на кресте - это понятно и для нашей любви человеческой, а для Его, божественной, - тем более.
Stabat mater juxta crucem,
это не однажды было, а есть и будет всегда.
XXVII В шестом же часу настала тьма по всей земле и продолжалась до часа девятого (Мк. 15, 33). Или, по нашему счету, от полдня до трех часов.
Землю омрачу среди светлого дня, говорит Господь (Ам. 8, 9), - не вспомнил ли это пророчество кое-кто из иудеев, видя Голгофскую тьму? Вспомнил, может быть, и Пилат пророчество Виргилия: ...Кто посмеет сказать: "лживое солнце"?..
Как ни привыкли иерусалимские жители к хамзину, не напал ли ужас на тех, кто ругался только что над Распятым, когда зачернели в полуденной тьме три крестных виселицы с чуть бледневшими на них телами повешенных?
XXVIII И (воины) сидя, стерегли Его там (Мт. 27, 36). Три часа уже сидели сторожа, и, сколько еще просидят, не знали: суток по двое жили иногда распятые и, если палачи из милости не перебивали им голеней дробящей кости железной дубиной (crucifragium), умирали только от жажды и голода59. Страшно медленное наступление смерти - главная мука распятых: зная, что умрут наверное, - когда, не знают; и мука им кажется вечной.
XXIX Около девятого часа возопил Иисус громким голосом: "Элои! Элои! ламма савахтани?", что значит: "Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?" (Мк. 15, 34). Это четвертое крестное слово, кажется, единственное, сказанное не только во внутренней действительности - в мистерии, но и во внешней - в истории.
XXX Только один из четырех Евангелистов - Марк-Петр - помнит и повторяет эти слова, если не из уст Петра услышанные, то все же в духе Петра сказанные, и только, очевидно, вслед за Марком повторяет их Матфей. Если же Петр смеет повторить их первый, то потому, что он бесстрашнее и страстнее всех к страстям Господним. "Я сораспялся Христу" (Гал. 2, 19), - мог бы он сказать, как никто из них. О Кресте говорит как будто уже с креста: недаром сам будет распят. Главное для него - показать всю глубину Страстей Господних. Выпить чашу смерти не до дна значило бы для Иисуса совсем не выпить: "как бы тенью только страдать, умереть", passum fuisse, quasi per umbram, по слову докетов, - вот что знает Марк-Петр, как, может быть, никто из четырех свидетелей.
сделался (Христос) за нас проклятием, κατάρα (Гал. 3, 13). И Послание к Евреям (2, 9): ...смерть вкусил за всех, вне Бога, χωρίς Θεοῦ, - в "отвержении", в "проклятии"65.
XXXI Мука всех агоний земных, жало всех смертей - в этом одном слове: sabachtani Смерть! где твое жало? Ад! где твоя победа? (Осия 13, 14). Вот она, здесь, в этом последнем вопле Сына, покинутого, "проклятого" Отцом. Звук этого вопля - точно замирающий звук камня, брошенного в бездонный колодезь. Слышится - видится в нем как бы Сошествие в ад, до последних глубин преисподней. Звук уже замер, а камень все еще падает, падает, - будет ли конец падению? знает ли Сходящий в ад, что сойдет в него до конца и выйдет?
XXXII Чем же люди ответили на этот последний вопль умирающего за них Сына Божия? Некоторые из стоявщих тут, услышав (это), говорили: вот Илию зовет (Мк. 15, 35). В I Евангелии (27, 46), так же как в кодексе D Cantabrigiensis, II-го, Иисус называет имя Божие не по-еврейски, Elohi, а по-арамейски, Eli, что вероятнее, потому что созвучнее еврейскому имени Eliah - "Илия"66.
И тотчас подбежал один из них (римских воинов), взял губку, намочил ее уксусом и, насадив на тростник, давал Ему пить (Мт. 27, 15), -
Судя по тому, что один из них "бежит тотчас", все они следят за тем, как умирает Иисус, - несмотря на все еще густую тьму хамзина: может быть, и здесь, на Голгофе, как там, в Иерусалиме, засветили дневные огни, чтобы лучше видеть и стеречь повешенных; или тьма, бывшая только "до часа шестого" (третьего пополудни), начала редеть, так что воины, видя уже чуть бледнеющее в темноте лицо Иисуса, вглядываются в него жадно-пристально. Тут же, вероятно, стоит и сотник, уже "напротив Него", вглядываясь пристальнее всех.
XXXIII Жажду, διψῶ - по-арамейски, sahena70, или проще, по-нашему: "пить!" - говорит Иисус в IV Евангелии (19, 28), где крестный вопль умолчан: вместо него это тихое слово. Только здесь, в самом "духовном" из всех Евангелий, - этот единственный намек на плотские муки человека Иисуса; только здесь рядом с тем, третьим крестным словом о земной любви Сына к земной матери, - это пятое, еще более земное, простое, смиренное, жалкое, как бы тварное слово Творца. Сына Божия, идущего на крест, люди встречают одуряющим напитком - вином, смешанным с миром, а провожают казарменным пойлом - водой, смешанной с уксусом. Жаждущий, иди ко Мне и пей (Ио. 4, 14).
некогда говорил Иисус жаждущим, а теперь жаждет сам, и все воды Земли не утолят жажды Его; утолит только вода, текущая в вечную жизнь - Воскресение.
XXXIV В слове подносящего губку к устам Его: "Постойте, посмотрим, придет ли Илия?" - только ли смех? Нет, и жалость, желание облегчить смертную муку Его, утолить жажду, и любопытство, и страх: "А что, если придет?" Если даже не "весь народ", как, может быть, преувеличивает Лука (23, 48), а лишь некоторые, пусть даже очень немногие, разойдутся с Голгофы, "бия себя в грудь", то и этого достаточно, чтобы догадаться, что уже и тогда, как смеялись они, ругались над Ним, не было им так весело, как это им самим казалось, или только хотелось, чтобы казалось другим: смеются и дьяволы в аду, но не от большого веселья. Может быть, уже и тогда, где-то в глубине сердца их, шевелился вопрос: "Что это? кто это? что мы сделали?"
XXXV Иисус же, опять возопив воплем великим, испустил дух, κράξαζ φωνη μεγάλη έζέπνευσεν (Мт. 27, 45).
Что именно эти два слова: "Сын Божий", ύιός Θεοῦ, были действительно сказаны сотником, видно из того, что Лука (23, 47) заменяет их словом: "праведник", δίκαος, вероятно, потому, что боится, как бы в устах язычника, такого же, какими были читатели его, "Сын Божий" не прозвучало соблазнительно-двусмысленно, как "сын богов". Этого Марк еще не боится, влагая в уста сотника свое же собственное исповедание, в "начале Евангелия Иисуса Христа - Сына Божия" (1, 1).
Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим (Ио. 19, 7); знает, что Иисус распят и по римским законам как "оскорбитель величества", "противник кесаря" (Ио. 19, 12), единственного "сына Божия" - "Сына богов"; не может не знать и того, что, "громко возглашая", φονίσας, по свидетельству Луки72, свое исповедание перед всем иудейским народом, становится и он сообщником распятого "злодея", таким же "противником кесаря", "оскорбителем величества"; не может не знать, что путь и ему не далек от подножия креста на крест. Знает все это, но, вероятно, об этом не думает, отвечая криком на крик Умирающего так же невольно, естественно, как зазвучавшей на лютне струне отвечает немая струна.
истинно, этот человек - Сын Божий.
XXXVI Что слышится сотнику в последнем вопле Господнем - смерть? Нет, победа над смертью: смерть поглощена победою (Ис. 25, 8). "Дух испустил" ἐξέπνευσεν, у Марка (15, 37) и Луки (23, 46), а у Матфея (27, 50) и Иоанна (19, 30): "предал дух" άφήκε παρέδωκε τὸ πνεῦμα; по-арамейски: mesar ruheh, что значит: "предал, отдал свободно". Я отдаю жизнь Мою, чтобы снова принять ее (Ио. 10, 17), - "умираю, чтобы воскреснуть".
Отче! в руки Твои предаю дух Мой! - по-арамейски: Abba! bidach aphked ruhi - шестое крестное слово Господне в III Евангелии73. И, сие сказав, испустил дух (Лк. 23, 46).
Совершилось! - по-арамейски:
moschelam, - седьмое, последнее слово в IV Евангелии74 ...Сказал: совершилось! и, преклонив голову, предал дух (Ио. 19, 30). Греческое слово τετὲλεσται - от того же корня, как τέλος, "конец": "совершилось" - "кончилось"; конец Сына - конец мира.
Ты - Мой покой, Моя тишина, tu es requies mea, - скажет Сыну Матерь-Дух. Я прославил Тебя - осиял, ἐδόξασα (имя Твое), Отче, на земле; совершил дело Твое, которое Ты дал Мне совершить. И ныне прославь Меня - осияй, δόξασον, Отче, у Тебя самого славой - сиянием, δόξη, которую Я имел у Тебя, прежде бытия мира (Ио. 17, 4-5). Это и значит: "Крест прежде был, нежели стать земле".
XXXVII В тот же миг-вечность, в который Сын говорит Отцу: "Для чего Ты Меня оставил?" - Он уже снова принят Отцом. Только на малое время Я оставил Тебя, и снова приму Тебя, с великою милостью (Ис. 54, 7). В тот же миг - вечность - совершается и Сошествие в ад - смерть, и победа над смертью - Воскресение: "смертью смерть попрал".
Первое: "Отче! прости им".
Семь слов - как бы семь цветов смертной радуги, сливающихся в белый цвет Воскресения.
XXXVIII И дух Его вознесся на небо, - простодушно добавляет один из древнейших кодексов, Сиро-Синайский, к свидетельству Марка: "испустил дух", - как будто может быть сомнение в том, что в ад Сошедший не остался в аду75. В самое небо... вошел Христос... чтобы предстать... за нас пред лицо Божие (Евр. 9, 24).
В этом "чуде-знамении" - уже не история, а мистерия - "образ небесного в земном", ἀποδέγματα τῶν ἐν ὀυρανοῖς (Евр. 9, 23): как бы сама в себе не вмещаясь, история и здесь переплескивается в мистерию. Что значит это раздирание "завесы", καταπέτοσμα, закрывающей вход в Святое святых, верно и глубоко объясняет Послание к Евреям: "В самое небо вошел Христос", и люди могут отныне - ухватиться за надежду... якорь безопасный и крепкий, входящий во внутреннейшее за завесу, καταπετάσματος (Евр. 6, 19).
В первых двух Евангелиях завеса раздирается уже после того, как Иисус умер, а в III-м (23, 45) - до того: прежде чем умереть. Он уже победил - "смертью смерть попрал". В ад сошел - и сокрушил врата медные и вереи железные сломал (Пс. 106-107, 16).
Та же мистерия - "небесного образ земной" - и в "Евангелии от Евреев": треснула и раскололась исполинская притолка святилищных врат76, - по Исаиину пророчеству (6, 4):
XXXIX Высшая же точка мистерии - в евангельском "апокрифе" Матфея (27, 51): ...в храме завеса разодралась надвое, сверху донизу, и земля потряслась, и скалы расселись. То же по Исайину пророчеству (24, 19-20): ...сильно колеблется земля, шатается, как пьяный, качается, как колыбель... ибо злодеяние отяготело на ней, - величайшее из всех злодеяний - убийство Сына Божия людьми. Здесь же, на Голгофе, начинает исполняться и слово Господне о конце мира, потому что в конце Сына конец мира начинается: ...солнце померкнет, и силы небесные поколеблются (Мк. 24, 28). Но, если даже ничего этого не было в истории - в действительности внешней, а было только в мистерии - в действительности внутренней; если не потряслась земля, скалы не расселись, - ни даже ветер не венул, лист не шелохнулся, глухота, немота была безответная на земле и на небе, как будто ничего не произошло в мире оттого, что умер Сын Божий; если даже так - что из того? Не было тогда - будет потом, в тот день, когда "от лица Сидящего на престоле небо и земля побегут, и не найдется им места" (Откр. 20, 11). Скалы расселись, - продолжает Матфей (27, 51-53), - и гробы отверзлись, и многие тела усопших святых воскресли и, вышедши из гробов по воскресении Его, вошли во Святой град и явились многим. Мертвые могли ли встать из гробов до того, как встал Первенец из мертвых? Нет, встанут только "по воскресении Его", как свидетельствует Матфей с точностью, на языке уже не времени, а вечности, соединяя прошлое с будущим. Полувоскресли только - полупроснулись и, все еще лежа в гробах своих, ждут Воскресения. Но смертным сном отягченные вежды их дрогнули уже - дрогнула и вся Держава смерти. В запертую дверь постучался Хозяин дома; дверь еще не открылась, но уже загудели "врата медные и вереи железные". Трижды постучится, и на третий стук откроется дверь, и войдет Хозяин в дом.
XL "Тьма, наступившая по всей земле около шестого часа (полдня), продолжалась до часа девятого (третьего) смертного", - с точностью помнит Марк (15, 33): значит, к смертному часу рассеялась, как это часто бывает во время хамзина, от внезапного дуновения ветра; черная завеса тьмы разодралась надвое, сверху донизу, как завеса в храме; солнце вышло из-за нее и озарило, может быть, лицо Умершего. И просияло лицо Его, как солнце (Мт. 17, 2). Люди этого еще не видят, но скоро увидят и поймут: умер - воскрес.
|