Важнейшие произведения
21.02.2021 - В Раздел критики добавлена статья В.Ф. Ходасевича о Дмитрии Мережковском, добавлена статья Михаила Цетлина о Дмитрии Мережковском. Исправлены неточности в ранее размещенных материалах. 15.07.2019 - В биографии Дмитрия Мережковского исправлена ошибка. 12.02.2018 - Добавлен ряд открытых писем Мережковского, а также фрагменты личной переписки. 28.01.2017 - Добавлено произведение "Рождение богов. Тутанкамон на Крите" и роман "Мессия". 27.01.2016 - Добавлена масса публицистических и критических материалов Дмитрия Мережковского. 05.02.2014 - Добалены новые стихотворения Мережковского. 31.12.2010 - Коллектив редакторов сайта сердечно поздравляет всех с наступающим Новым Годом! |
ПреображениеСлужение Господне - Мережковский Д.С. 1932 I Дней через шесть взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна и возвел на высокую гору их одних, особо, и преобразился перед ними (Мк. 9, 2).
II Где преобразился Господь? На горе Фаворе, по преданию Церкви, неизменному от IV века до наших дней.
III Снежный Ермон, "первенец гор", - спутник Иисуса, неразлучный во всю Его жизнь: отроком уже видел Он его с Назаретских высот; потом - с Сорокадневной горы Искушения, и с горы Блаженств над Геннисаретским озером, где солнце царства Божия всходило, и с горы Хлебов, где оно зашло; а с горы Елеонской увидит уже в последний раз. Издали видел всегда; только однажды, из селений Кесарии Филипповой, - лицом к лицу. Тогда-то и взошел на него, чтобы преобразиться.
IV Проще, глубже и точнее нельзя сказать о том, что произошло на горе, чем это делает Марк (9, 2) и Матфей (17, 2) только одним словом: μεταμορφώθη, преобразился. Главный смысл этого слова: "превращение", "метаморфоза" почти стерт в нашем слишком привычном и церковно-торжественном слове "Преображение". Эллин Лука, вчерашний язычник, выпустив Марково-Петрово, вероятно, арамейское слово, соответственное греческому - "метаморфоза", должно быть потому, что испугался его, как чересчур "языческого", напоминающего "Превращения", "Метаморфозы" Овидия3, заменил его пятью словами, чем, конечно, силу одного ослабил: вид лица Его сделался другим, ε᾽γὲνετο ἒτερον (Лк. 9, 29). Слово "метаморфоза" нам хорошо знакомо и понятно не из религиозного, а из научного опыта - учения о "творческой эволюции"4 - восходящем от низших органических форм к высшим рядам метаморфоз. Точному знанию видимы три пройденных уже ступени мировой Эволюции, три метаморфозы, уже совершившихся: от неорганической материи к живой клетке; от растения к животному; от животного к человеку - личности, еще не данной, а только возможной, потому что воля к личному в человеке есть воля к вечному: умереть - не быть всегда, значит для личности не быть совсем; смертное "я" - мнимое.
V Нет никаких разумных оснований думать, что человек, в нынешнем своем состоянии, духовном и физическом, где уцелело еще столько пережитков до-человеческого, звериного, есть не кажущийся, а действительный, высший предел Эволюции; что начатая ею борьба жизни со смертью не кончится победой, и, пройдя три ступени, остановится она перед четвертой; совершив три чудесно-естественных метаморфозы от мертвого к живому, от безличного к личному, не совершит и последней, четвертой - от живого к бессмертному.
Ибо, как смерть через (одного) человека, так через (одного) человека и воскресение мертвых.
Это и значит: "человек есть то, что должно быть преодолено"; "человек должен измениться физически". Нитцше и Кириллов, сами того не зная и не желая, повторяют Павлово учение о совершающейся во Христе победе жизни над смертью - последней ступени Творческой Эволюции.
VI Вид лица Его, когда Он молился, сделался другим. Молится, должно быть, всю ночь, а ученики спят, - потому что глаза их отяжелели (Мк. 14, 40). Те же трое, Петр, Иаков и Иоанн, в эту Ермонскую ночь, как и в ту Гефсиманскую, "спят от печали" (Лк. 22, 45), - от "стыда-соблазна" Креста.
Сделались блистающими одежды Его, белыми весьма, как снег, как на земле белильщик не может выбелить (Мк. 9, 2-3). Белою, сверкающей (как молния, ε᾽ζαστραπτων), сделалась одежда Его (Лк. 9, 29). И просияло лицо Его, как солнце, и одежды Его сделались белыми, как свет (Мт. 17, 2). Три свидетеля, Петр, Иаков и Иоанн, - три свидетельства, Марка, Матфея, Луки; все трое видят одно, каждый по-своему. Оба вторичных для нас, позднейших свидетеля (Лука и Матфей) видят лицо Преображенного, а Петр-Марк, свидетель древнейший, первичный, лица Его не видит, или не говорит о нем, должно быть потому, что это для него слишком свято и страшно, "неизреченно", arreton, как во всех мистериях. Но уже по сверхъестественной белизне одежд можно судить, каково лицо: "как солнце"? Нет, бесконечно светлее.
VII Между Преображением и Воскресением - нерасторжимая связь: там начало, здесь конец. В Преображении видят ученики сквозь "уничиженное" тело Иисуса "прославленное" тело Христа, как бы осязают сквозь смерть Воскресение.
VIII И явился им Илия с Моисеем; и беседовали с Иисусом (Мк. 9, 4).
С детски-робкой мольбой: "Если хочешь", предлагает он построить пастушьи, из древесных ветвей, шалаши - райские кущи, чтобы удержать уходящих, ε᾽ν τφ διαχωιζεθσαι, Илию и Моисея (Лк. 9, 23) - остановить мгновение, сделать время вечностью7.
Бог увидел все, что сотворил, и вот, хорошо весьма (Быт. 1, 31). То же видит Петр: "хорошо нам здесь быть". Око того не видело, ухо не слышало, и не приходило то на сердце человека, что приготовил Бог любящим Его (I Кор. 2, 9). День седьмой творения есть и последний день мира: начало и конец времени сомкнутся в круге вечности. Петр вошел в "покой субботний" - в блаженный отдых от времени в вечности; он уже в царстве Божием и не хочет выходить из него, возвращаться из вечности во время, из Царства - в Церковь, на нем же, Петре-Камне (если верить Матфею), основанную только что. Вот когда понял он, что царство Божие, если бы люди только захотели, могло бы наступить сейчас.
IX Когда же он еще говорил, вот осенило их светлое облако (Мт. 17, 5). ...И устрашились, когда вошли в него. И был из облака глас: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте (Лк. 9, 34-35).
Сам Иисус называет то, что было на горе, "видением", ὂραμα, по-еврейски, chason, mareh8. Слово это, в устах Его, значит, конечно, не "призрак", "обман чувств", то, чего не было, а "прозрение-прорыв" в иную действительность. Только своими глазами видевший, своими ушами слышавший мог об этом свидетельствовать так, как свидетельствует Петр. ...Силу, δύναμιν, и присутствие, παρουσι᾽αν, Господа Иисуса Христа мы возвестили вам, не хитросплетенным басням (мифам) последуя, но быв очевидцами Его величия... на святой горе (Преображения) (II Пет. 1, 16-18). После долгих и тщетных усилий доказать, что Преображение - "миф", приходят, наконец, и левые критики, менее всего подозрительные в церковной апологетике, к выводу, что оно исторически подлинно9. Нет никакого сомнения, что Петр, устами Марка, свидетельствует о том, что действительно видел и слышал. Очень возможно, что Ирод, "надеявшийся увидеть от Иисуса какое-либо чудо" (Лк. 23, 8), будь он тогда, вместе с четырьмя, на горе, не увидел бы ничего, кроме бледного, на бледных лицах, отсвета горных снегов и неподвижного, как у лунатиков, взора остановившихся глаз: ничего не услышал бы, кроме неясного, как во сне, бормотания и величественного гула далеких лавин. Но это еще не значит, что ничего больше не было.
X Когда же сошли они с горы, встретило Его множество народа (Лк. 9, 37).
Что "удивляет - ужасает" их? Кажется, все еще с лица Его не сошедший отблеск горней "славы-сияния", а может быть, и обреченности жертвенной знак10. Се, Агнец Божий, взявший на Себя грех мира (Ио. 1, 29), - это непонятное и забытое слово Крестителя могли бы они теперь вспомнить и понять.
в уши вы себе вложите слова сии: Сын человеческий предан будет в руки человеческие.
Это второе возвещение крестной тьмы - тотчас после Преображения, когда еще отблеск горней славы не сошел с лица Его; первое - по исповедании Петра: так в свидетельстве Луки, а в свидетельстве Марка, второе - уже при нисхождении с горы. Сыну человеческому... должно много пострадать и быть уничижену (Мк. 9, 12). Слава Преображения - позор Креста, свет и тьма: исподволь как будто приучает Иисус глаза учеников, чтоб не ослепли, к предстоящей игре светотеней - чернейших мраков Голгофы и ослепительнейших солнц Воскресения.
XI Кажется, от начала лета в Кесарии Филипповой до средины марта, иудейского адара, следующего года (сбора храмовой дани в Капернауме, Мт. 17, 24), - значит, месяцев семь, двести дней, оставался Иисус наедине с учениками, - и не хотел, чтобы кто узнал (Его), ибо учил Своих учеников (Мк. 9, 30-31). Это - вторая "утаенная" жизнь Его - последний исторически-темный провал в Евангелии; за ним - уже ярчайший свет истории на последних днях в Иерусалиме.
...Вот, мы восходим в Иерусалим, и Сын человеческий предан будет первосвященникам и книжникам; и осудят Его на смерть и предадут язычникам.
по свидетельству Марка и Луки, а по свидетельству Матфея (17, 23): "весьма опечалились". Так же "спят от печали", как в Гефсиманскую ночь. "В уши себе вложите, вложите в уши", - повторяет Он, с почти безнадежным усилием: знает, что дальше ушей не пойдет, не проникнет в сердце; но только бы сохранилось в памяти слуха: может быть, потом, когда уже исполнится все, загорится и в сердце; вспомнят, узнают наконец, что это Он.
XII Люди, самые близкие Ему, любящие Его так, как никто никогда никого не любил, - все-таки чужие, далекие: косны, слабы, глупы, как все люди. О, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать! (Лк. 24, 25), - скажет о них, уже по Воскресении.
XIII Двести дней не понимают они; две тысячи лет не понимает христианское человечество.
Умер Христос за грехи наши, по Писанию (I Кор. 15, 3), - вот ледяной кристалл догмата, - с каждым днем, все ледянее, яснее, прозрачнее и непроницаемее, нерастворимее в человеческом разуме и сердце. Если соль потеряет силу, чем поправить ее? Ни в землю, ни и навоз не годится; вон выбрасывают ее (Лк. 14, 35). Догмат о кресте для нас такая соль.
XIV Мы возвещаем Христа Распятого, для иудеев соблазн, а для эллинов безумие (I Кор. 1, 23). Святы иудеи, эллины мудры. Но святому надо соблазниться, обезуметь мудрому, чтобы понять Крест. ...Сына Своего Бог не пощадил, но предал Его за всех нас (Рим. 8, 12).
по страшному слову Павла.
так возлюбил Бог мир, что Сына Своего Единородного отдал (Ио. 3, 16), - в жертву за мир.
...Язвы Господа Иисуса (язвы крестные στίγματα), я ношу на теле моем, - скажет Павел (Гал. 6,17). Что же делает он, когда называет Иисуса "проклятым"? Бога не боится, кощунствует, "соблазняется", "безумствует"; меньше нашего любит Христа и меньше верит в Него? Нет, больше. Потому-то и растравляет едкою солью догмата-опыта крестные язвы на теле своем, чтоб не заживали никогда. О, если б мы могли понять, что значит для Павла: "Иисус Проклятый", - может быть, и мы почувствовали бы тот проходящий по сердцу, неземной холодок "удивления - ужаса", который служит верным знаком наступающего религиозного опыта!
XV Все дальнейшее "диалектическое развитие" догмата ясно, как дважды два четыре. Древо креста, с висящим на нем "Проклятым", привлечет на себя проклятие Закона, как острие громоотвода привлекает молнию. Иисус, приняв на Себя удар Закона, отвратит его от человечества; силу свою смертоносную Закон истощит на Нем; Его осудив, невинного, осудит себя; прокляв Его, благословенного, себя проклянет11.
Ныне душа Моя возмутилась (Ио. 12, 27). Если Его душа, то тем более наша. У сердца своя диалектика, свой незаглушимый вопрос: мир создать не мог ли Всемогущий так, чтобы Всеблагому не надо было жертвовать Сыном за мир?
XVI Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня проклял, mafedixisti? - это разночтение Марка (15, 34), хотя и очень древнее, может быть, от времен самого Марка-Петра, едва ли исторически подлинно12; кажется, наше каноническое чтение: "для чего Ты Меня оставил", ἐγκατέλιπας? - вернее. Слышанную, может быть, еще в колыбели, из уст матери, с детства затверженную и повторяемую всю жизнь, молитву Отца Своего, Давида (Пс. 21-22, 2), Иисус повторяет и с последним вздохом на кресте: Elohi, Elohi, lema schebatani. Что же побудило древнейших свидетелей заменить без того уже страшное, почти невыносимое: "оставил", этим страшнейшим, невыносимейшим: "проклял"? Такое же, вероятно, как у Павла, неутолимое желание принять до конца "соблазн" и "безумие" креста, растравить едкою солью крестные язвы на теле своем так, чтоб не заживали никогда. Иисус Неизвестный - Иисус Проклятый. Если бы мы поняли, что это значит и для нас, то, может быть, пробежал бы по нашему сердцу холодок еще большего удивления - ужаса, и мы бы почувствовали вдруг, что едкая соль растравляет и в нашем сердце как будто зажившие крестные язвы.
XVII Только в религиозном опыте свободы открывается живой догмат о Кресте; здесь только и ответ на вопрос: мир создать не мог ли Всемогущий так, чтобы Всеблагому не надо было жертвовать Сыном за мир? Нет, не мог, потому что Бог любит людей в свободе, а быть свободным значит для человека делать выбор между добром и злом, и, может быть, выбрав зло, погибнуть. Чтобы спасти погибающий мир, Богу надо было или отнять у людей свободу, разлюбить их, потому что свобода - высший дар любви, или согласиться на то, чтобы Сын Божий пожертвовал Собою за мир. Отче! пошли же Меня.
говорит Сын Отцу в вечности ("Гимн Наасеян")13: скажет и во времени: ...любит Меня Отец потому, что Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее.
Первый свидетель, Марк-Петр, и здесь, как почти везде, согласен с последним свидетелем, Иоанном: Сын человеческий пришел... чтобы отдать душу Свою в выкупе за многих (Мк. 10, 45). Опыт любви сделан в христианстве, а опыт свободы мнимой - своеволия, бунта, - делается помимо христианства или против него. Все еще свобода остается "проклятою", и все еще миром проклят, если не на словах, то на деле, "висящий на древе" Освободитель.
XVIII Трудно было понять ученикам Господним в двести дней, а нам - в две тысячи лет, что такое Крест; но им и нам еще труднее понять, что такое Воскресение.
И они удержали (запомнили) это слово, спрашивая друг друга, что значит: воскреснуть из мертвых (Мк. 9, 9). Спрашивают об этом друг друга, потому что Его спросить боятся, так же как о том, что такое Крест, а может быть, и больше, потому что "соблазн-безумие" Воскресения больше для них, чем "безумие" Креста. Знают, конечно, как все Иудеи, что мертвые воскреснут в последний день мира; но понимают, что Он говорит не об этом. В третий день воскреснет (Сын человеческий) (Мт. 17, 23). Только что в гроб сойдет, как выйдет из гроба14. Этого никогда никакой человек о себе не говорил и не скажет. Меньшее для человека безумие сказать: "не умру", чем: "воскресну". Смерть - установленный Богом закон естества: восстать на смерть - восстать на Бога.
...Как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет (Ио. 5, 21). Самое страшное для них, может быть, то, что Он говорит об этом, как о самом простом и естественном.
XIX Только в совершенном догмате опыта, два лица - Иисус и Христос - одно, а в несовершенном, - все еще два. Будем же говорить на несовершенном, но все-таки живом языке опыта, а не на мертвом - догмата: Иисус человек не мог сказать: "воскресну"; это мог сказать только Христос.
...Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его (Д. А. 2, 24). Но, если бы Он знал, как дважды два четыре, что это будет, то не было бы никакого мужества: "тенью" бы только умер - "тенью" воскрес, как учат докеты.
...Тайной премудрости Божией никто из архонтов века сего не познал,
Это и значит: чем кончится игра Иисуса с дьяволом, не знал никто, ни в этом мире, ни в том. Знал ли сам Иисус, или только бесконечно надеялся и бесконечно покорствовал воле Отца: "не Моя, а Твоя да будет воля"? Этого мы не знаем; знаем только, что если бы Христос не воскрес, то проклят был бы Висящий на древе. Но вот, воскрес, и благословен Проклятый; Иисус - воистину Христос.
XX Двести дней - двести ночей, как бы уже Гефсиманских, учит Иисус учеников своих, все там же, вероятно, в селениях Кесарии Филипповой. ...Но они ничего из этого не поняли; слова сии были для них сокровенны, и они не разумели сказанного. То ужасаются, то надеются, что крест как-нибудь мимо пройдет; то "спят от печали". Самое, может быть, страшное для них, потому что самое точное и все решающее, слово: "в Иерусалим". Тотчас по исповедании Петра, - начал Иисус открывать ученикам Своим, что должно Ему идти в Иерусалим (Мт. 16, 21).
Дни эти можно определить с почти несомненной исторической точностью. Около середины марта собиралась ежегодная храмовая дань, чьи сборщики обратились к Петру в Капернауме (Мт. 17,24): значит, Иисус вышел из селений Кесарии Филипповой около начала марта, 30-31 года нашей эры, 16-17-го - царствования Тиберия. Вышедши оттуда, проходили они через Галилею (Мк. 9, 30). Если Он "устремил лицо Свое" на путь в Иерусалим, то возвращался, вероятно, тем же кратчайшим, двухдневным путем, каким шел туда, - через те же Хоразинские высоты, откуда снова мог видеть расстилавшееся у ног Его, Геннисаретское озеро, все место Блаженной Вести, от ее начала до конца, от горы Блаженств, над Капернаумом, до горы Хлебов, над Вифсаидой.
XXI Были те же дни ранней весны, как два года назад, когда солнце царства Божия восходило на горе Блаженств, и год назад, когда оно зашло на горе Хлебов. Так же покоилось, в глубокой котловине между горами, длинное, узкое, в зеленеющих весенних берегах, воздушно-голубое озеро, как бы на землю сошедшее небо; так же бледные луга асфоделей, бессмертных цветов смерти, расстилались между черных базальтовых скал, и рдели у ног Иисуса цветы анемонов, брызнувшими каплями крови по темной зелени вересков; так же плакала унылая, как шум ночного ветра в озерных камышах, киннора, пастушья свирель умирающего бога Кинира: воззрят на Того, кого пронзили,
И чей-то тихий зов был во всем, сердце надрывающая жалоба: брачный пир готов, и никто не пришел.
XXII Вспомнили, может быть, ученики, снова увидев с Хоразинских высот гору Хлебов, как год тому назад хотел народ сделать Иисуса "царем Израиля", Мессией, и вспомнив, подумали: "Царство Божие не наступило тогда; не наступит ли теперь?" И начали спорить, "кто из них больше" (Лк. 9, 46); кому какое место достанется в Царстве; кто "сядет по правую и по левую сторону" Царя (Мк. 10, 37). И пришел (Иисус) в Капернаум. И когда был в доме, - вероятно, Симона Петра, там же, где в первые дни служения, - спросил их: о чем вы дорогою спорили?
Вспомнили, должно быть, забытый Крест, и устыдились. И, севши, подозвал Двенадцать, и сказал им: кто хочет быть первым, будь последним из всех и слугою всем.
К детям ближе Он, чем к взрослым. Взрослые Ему удивляются, ужасаются, а дети радуются, как будто, глядя в глаза Его, все еще узнают - вспоминают то, что взрослые уже забыли, - тихое райское небо, тихое райское солнце.
...Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных, и открыл то младенцам (Мт. 11, 25). Здесь, в Капернаумском рыбачьем домике Симона, - тот же субботний покой, тишина блаженства, как там, на горе Преображения: Господи! хорошо нам здесь быть.
Все как будто уже совершилось: Крест позади, миновала Голгофская ночь, и царства Божьего солнце восходит, незакатное.
|